Челтенхэм
Шрифт:
На Траверсе и началась история, которая, возможно, когда он вылезет из этой ванны, оставит от него лишь золотую строчку в Херефордском Зале славы. Дело в том, что в какой-то – поди теперь, вспомни какой – момент Диноэл понял, что все мафиозно-политические перестановки на Траверсе – вовсе не продукт закономерной эволюции преступного мира, не бывает таких эволюций, и не козни английских контактных служб – англичане сами страдали от таинственной интервенции. В обозначившихся переменах власти, независимо от их уровня и географии, явственно читалась, во-первых, строгая целенаправленность, а во-вторых – один и тот же почерк.
Наука утверждает, что особенности почерка уникальны и могут принадлежать лишь одной-единственной руке. А рука, в свою очередь, может принадлежать только одному человеку. Другими словами, интуиция более чем определенно заявила Диноэлу, что за спинами главарей Траверса появился конкретный и могущественный лидер. Кто он? Землянин, англичанин, леонидянин или, что очень вероятно, гестианец? Неведомо, вычислить оказалось совершенно
Непонятно было и другое. Речь шла о власти, но к какой же именно власти стремился Джон Доу? Добиться государственного признания Траверса и стать вождем пиратской республики, новой «Либерталии»? Водрузить на Фобосе черный флаг с черепом… Да что за чепуха. Занять трон владыки олигархата свободной экономической зоны? Тоже сомнительно, уж больно чревато, да и не похоже. Наконец, Диноэла осенило – кстати, здесь же, в этой же ванне. Джон Доу вовсе не собирается захватывать власть. Он собирается сам стать властью – сесть в кресло начальника спецслужб, отвечающих за Траверс, и начать играть в старинную, веками освященную игру, где правая рука якобы не знает, что творит левая, – ловить и отпускать, брать и давать, короче, под прикрытием казенного надзора делать свои дела. И дела, судя по всему, масштабов несказанных. Вот для чего он рассаживает верных людей, оснащает по последнему слову и отлаживает каналы, дальше остается только подключить контакты, вставить штекеры – и вперед. И произойдет это (Господи, может быть, уже произошло? Но нет, нет) в самое ближайшее время, потому что подобного рода подготовка – продукт скоропортящийся.
И было Дину знамение. После одной операции к нему в руки попали образцы золота с Траверса, и незамедлительно проведенные анализы показали – да, материал с Тратеры и хуже того – скелетниковский. Эту спектрограмму ни с чем не спутаешь – виртуозная подделка под кустарное производство, сделанная на неизвестном, невиданно совершенном оборудовании. Совпадение? Возможно. Но Дин откровенно боялся таких совпадений. К нему пришло сосущее чувство опасности. Джон Доу высоко сидел, далеко глядел, в курсе слишком многих дел он оказался. Да уж нет ли у него подходов к Тратере – самому больному месту Диноэловых планов? Там творятся непостижимые вещи, там засел старый знакомый, самый опасный из тиранов современности, Ричард Губастый, которого очень даже можно заподозрить в дружбе с разбойными жуками-скелетниками, там в свое время дневал и ночевал проклятый Кромвель, и вообще гнездилище многих тайн. Очень нехороших тайн. В разные эпохи к ним подбиралось немало злодейских типов, и не оказался ли Джон Доу удачливее других?
Диноэл с тоской стал ждать событий – что ж, вот и события. Разгон отдела, увольнение, и Тратеру уводят в зет-куб – понятное дело, чтобы никто не мешал. Масштабно, оперативно, законно, и все чужими руками – о, этот почерк и впрямь ни с чем не спутаешь. И что теперь?
Тут Дин обнаружил, что лежит в пустой остывающей ванне и сам понемногу начинает остывать. Ему неожиданно явилась странная мысль: а если бы сейчас в этом доме его встретила какая-нибудь женщина? Хоть Айрис, хоть Черри. И сказала бы: «Наконец-то ты вернулся, сейчас я тебя накормлю, отдыхай, вечером пойдем куда-нибудь, а не хочешь – никуда не пойдем, сядем за стол, разольем вино, и не вздумай снова исчезать, потому что без тебя моя жизнь – пустая суета и вовсе мне не нужна». Да, случись такое, теперь, когда карьера кончена и жизнь на излете, – много бы он сомневался, как ему быть с проблемами Траверса и Тратеры? Махнули бы опять в Баварский Лес или даже добрались до Плитвицы – побродили бы среди водопадов… Айрис, дура проклятая, чего тебе не хватало?
– Да, бабушка, – сказал он старухе фрейлине. – Что-то ничего у нас с тобой не клеится. Знаешь, что я тебе скажу? Ни черта от нас не зависит.
В этот момент он понял, что уже знает, как ему действовать дальше. Диноэл принял душ, побрился, переоделся, перебрал вещи в сумке, потом посмотрел на часы и спустился в цокольный этаж. Здесь, по соседству с гаражом, находилась единственная комната в доме, куда не допускались женщины. Однажды, правда, заглянула Черри, но у нее хватило ума сообразить, что тут ей делать нечего, и она деликатно удалилась. Помещение, по идее, должно было бы именоваться оружейной, но звали его шлюзовой, потому что из каких-то соображений при входе из гаража в ней был устроен основательный шлюз. Теперь в этом шлюзе были установлены сейфовые двери, наводящие на мысль о крейсерах и орбитальных станциях – в некоторых вопросах Дин был удручающе серьезен. Сканер первой такой двери считал папиллярный узор его пальцев и ладони, а также порядок нажатия, в стальных недрах утробно екнуло, слоеный пирог металла и пластика дрогнул и повернулся, открыв маслянистые срезы толстенных запирающих штырей. Едва приоткрылась вторая дверь, первая с гулким чмоканьем вернулась на место, а над головой Диноэла зашипел и засвистел обеспыливающий фильтр.
Видимо, в былые времена, когда башня еще использовалась по своему прямому назначению, в этой комнате размещались какие-то агрегаты – об этом говорили залитые в бетон пола массивные чугунные рамы с гнездами для болтов. Ныне здесь в своих деревянных подставках, как черные жеребцы в стойлах, стояли «пеликановские» кейсы с винтовками, с полок в идеальном порядке смотрели пачки с патронами, батареи масел и множество всевозможных хитрых приспособлений для чистки, смазки и вообще приведения оружия в порядок, и целую стену занимали ячейки со всякими изощренными мелочами контактерской жизни – от ножей самой разной формы до миниатюрных лазеров. Еще здесь размещалась двухэтажная гардеробная стойка с универсальными плащами – системами выживания и бронежилетами, а в центре возвышался оружейный стол с трехсторонней подсветкой и особым мягким покрытием.
Дин, собственно, и пришел сюда ради плаща, но для начала, по старой привычке, вытащил оба «клинта» и поставил на профилактику – пропустил через тестерный стенд – на предмет замены смазки и выяснения уровня износа. Оружие тоже стареет и в известном возрасте приобретает неприятную манеру преподносить сюрпризы, опасные для здоровья владельца. Задумчивость пистолета в неподходящий момент может легко стоить головы, и Диноэловы агрегаты умели кое-что подправить, подтянуть и нарастить.
Вот теперь плащ. Диноэл включил компьютер и принялся разбирать пестрые гроздья разъемов и контактов. Плащ этот был не плащ, а в буквальном смысле дом родной – комплекс индивидуального жизнеобеспечения. Как только освоение того, что романтично именуется Внеземельем, перестало быть героической экзотикой и превратилось в повседневную рутину, на свет явилось множество до той поры не существовавших технических проблем, которые незамедлительно породили целую индустрию, во многих аспектах весьма и весьма любопытную. Планеты разные, и техника для них тоже требуется разная, но принцип один – обеспечить контакт и при этом контакте умудриться сохранить человеческую жизнь. Коммуникационная амбразура из шутки превратилась в конкретную конструкторскую задачу, и на различные типы таких амбразур были взяты тысячи патентов. Во главе угла встала многофункциональность. На Земле, разумеется, тоже не худо иметь некий универсальный инструмент, но если его нет, всегда можно что-то заказать, куда-то съездить и привезти. Но теперь люди добрались до мест, откуда ехать за стамеской другого размера выходило далековато и дорого.
Первое – плащ (на вид длинный суконный, не то балахон, не то ряса невнятного цвета с капюшоном) предохранял владельца от многих чисто физических неприятностей – от лютого мороза до артобстрела и радиации. Второе – обладал некоторыми эльфийскими свойствами, то есть достаточно разноплановыми маскировочными эффектами. Но самое главное, что одеяние это было полевым реактором-синтезатором. Имея под рукой – в горах ли, в лесу ли, на болоте – минимум сколько-нибудь подходящей субстанции, разведчик-диверсант мог сколь угодно долго не бояться ни голодной смерти, ни отсутствия снаряжения. Впрочем, материалы для стандартных оружейных программ – концентрированные брикеты в облегченной гелиевой упаковке – Диноэл носил на себе в виде старинного наборного пояса из тусклого серебра, так что, не дожидаясь, пока плащ «переварит» полтонны, скажем, суглинка, он мог в пять минут вырастить себе пулемет с трехсотпатронной лентой. Имелась и такая немаловажная деталь, как своеобразная подвижная амбразура, наследница «односторонней мембраны», никак не определимая снаружи, но позволяющая палить практически чем угодно изнутри и блокирующая любые попадания извне. Ко всему прочему, комплекс заключал в себе целый полевой госпиталь весьма высокого уровня, с хирургическим и инфекционным отделениями. Плащей этих существовало множество модификаций, были сверхмощные универсальные монстры с бессчетным набором функций, встроенным интеллектом и экзоскелетом для различных силовых трюков, но Диноэл предпочитал достаточно древнюю двести одиннадцатую модель. Дело было не только в том, что он, как старый мастер, не желал изменять привычному испытанному инструменту в угоду всяким новомодным штучкам. Во-первых, он здраво рассудил, что для Тратеры особенных чудес не нужно, во-вторых, действительно, надежность и безотказность двести одиннадцатого вошли в поговорку, в то время как разные шестисотые и семисотые обожали время от времени поклинить и поглючить, самое же главное – Дин всегда мог прозвонить знакомые схемы и убедиться, что нет никаких подсаженных датчиков и индикаторов и его походное убежище не выполнит данный с неучтенной орбиты приказ уничтожить владельца.
Как раз этим он сейчас и занимался. Подсоединив контакты и предоставив двум искусственным интеллектам выяснять, не завелся ли у них где незваный гость, Диноэл принялся отбирать необходимые походные мелочи. В голове у него, словно трехмерная модель на мониторе, крутился план будущих действий. Выглядел этот план незамысловато: в Институте делать больше нечего, там все ясно, надо срочно закончить дела, исчезнуть из поля зрения бдительного ока Джона Доу (Диноэл поджелудочной железой, прямо-таки островками Лангерганса чувствовал постороннее внимание), где-то в безопасном месте отлежаться, отоспаться, прийти в себя, еще раз все обдумать, взвесить все «за» и «против» и принять решение. Незачем обманывать себя, он догадывался, каким будет это решение, но и понимал – не зря Скиф столько лет вколачивал в него грамоту их ремесла – измотанность, недосып, гнев, раздражение и ворох до конца не осмысленных новостей – плохие советчики в выборе судьбы.