Чем черт не шутит
Шрифт:
Кем он ей был?
– И что же с женой стало? – умерла от инфаркта? Тромб? Инсульт? Упала и сломала старые кости? Мне стало совсем холодно.
Жена – это же синоним любви. Но в мыслях она такая далекая, как Наполеон. Да-да, был, на Россию ходил, Францией правил, а толку-то? Всего лишь образ из истории.
– Обычно мы не говорим об этом напрямую с вами, – наконец-то! Я сбил ее с рельсов разговора, заставил растеряться. А хорошо ли это? Зачем углубляться в столь очевидное, если даже нынешний момент казался фантастикой. И так уже было невдомек, о ком она говорит и кто она сама.
Я видел ее в первый раз, что бы она ни
– Она… – «матрешка» замялась. Только сейчас я заметил, насколько бледным было ее лицо и насколько выделялись на бумажно-белой коже красные губы. Казалось, что это не помада, а краска для стен. Да и мазала неумело, словно бы широким валиком. Лидка бы назвала ее шалавой, а мне нравилось. Хоть что-то человеческое в этой загадке. В этой кукле, что скрывала в себе столько секретов.
– Чего замолчала?
– Она погибла вместе с вашей дочкой, – Лера ждала реакции. Возможно, осознания и горя, возможно, испуга. Но я лишь кивнул.
У меня была дочь. Она умерла. Занимательно. Меня это никак не встревожило. Жаль, конечно, человека. Но за себя стало страшнее – скольких еще я не знал? Все они погибли, все канули в Лету, все исчезли из моей жизни. Из моей? Я усмехнулся, чем еще больше озадачил Леру.
Моя жизнь? Да как же! Это все не мое. Не моя квартира, не моя жена, не мой внук, не моя дочь, не мое горе. Ничего нет. В голове пустота: никакого тумана, из которого я мог бы вытащить тех, кого любил. Никакой дымки, сквозь которую бы проглядывали силуэты. Внутри меня не существовало тех, кто был мне дорог. Был ли? Может, дочка ненавидела меня и измывалась? Может, Лёва ненавидел меня? Поднимал ли он руку на старика своего? Поднимал ли? Был ли я хорошим отцом и верным мужем?
Кто я? Кем я был в глазах тех, кого уже не спросишь?
– Лера, – она нерешительно кивнула, подавая сигнал, что услышала. – А Лидка Прогозова жива?
– Скоро будет год…
На одной планете
Надежда Колмыкова @nadezhda_kolm
– Вера, ну что там у тебя опять?
– Мамочка, я сейчас, подожди.
Теплые детские ладошки прижимают к груди податливое, полуживое взъерошенное тельце. Дышит! Девочка осторожно выдыхает струю горячего воздуха прямо на раненого скворчонка. Тот, чуть встрепенувшись, утыкается клювом в большой палец и пищит.
– Теперь все будет хорошо, – шепчет пушистому комочку, улыбается и бежит к маме.
– Мам, я его вылечила, но он еще такой слабый, возьмем домой? Ну пожалуйста!
– Вера, у птенца тоже есть мама. Она будет его искать и очень расстроится, если не найдет. Положи его под дерево и пойдем.
– Ну как же, а вдруг кошка его найдет скорее, чем мама?
– Вера! – под маминым строгим взглядом семилетней девчушке нельзя ослушаться. Птенчика пришлось оставить, припрятав хорошенько от кошки в надежде, что больше не случится беды.
Беда пришла немногим позже, когда Вера перешла во второй класс. Мама не провожала ее на торжественную линейку, потому что слегла с тяжелейшей пневмонией. После школы 1 сентября Вера бежала в больницу. Во что бы то ни стало надо попасть к маме в реанимационную палату! Только она может помочь ей. Вера не знала почему. Просто чувствовала и все.
Потому, не мешкая ни секунды, проскользнула в незапертую дверь с табличкой графика передач, пока приемщица, громыхая, везла по коридору тележку с цветными завязанными пакетами. Пару раз ее чуть не застукали медсестры, но Вера знала дорогу, как будто уже была среди этих белых стен, подсвеченных тусклыми, пыльными плафонами.
Мама лежала без движения. На лице – уродливая маска с большой трубкой, прикрепленной к мигающему аппарату. Приблизившись, девочка приложила руки к маминой груди, прикоснулась лбом к хлопковой рубашке. Губы ее беззвучно зашевелились, с силой выпустив поток воздуха изнутри, задрожали. Вера в отчаянии заплакала. Мама выглядела так безжизненно… А наутро ее перевели в обычную палату. Пришла в сознание и смогла дышать сама.
Бабушка утирала глаза платком и все твердила про чудо. Вера безоговорочно верила бабушке. Значит, так оно и есть. Только очки, которые девочка стала носить год назад, пришлось поменять – зрение ощутимо упало. Картинки расплывались, темные пятна то и дело скакали перед глазами, как зайчики, только не солнечные, а ночные. По утрам было сложнее всего. Вера просыпалась как слепой котенок – с глазами, будто залепленными тугой целлофановой пленкой. Непривычное, пугающее ощущение. Хорошо, что мама была рядом.
Вера поняла все в один из предпраздничных дней бесснежного декабря. Оживленная улица. Пикап, врезавшийся в автобусную остановку. Испуганная толпа. Мужчина в луже крови. Портфель, отброшенный к забору. Кто-то уже звонит в скорую… Девочка в белой шапке с помпоном вдруг оказывается рядом с лежащим мужчиной. Кто он ей? Папа? Брат? Знакомый? Малышка что-то тихо шепчет, прикрыв глаза. Кто-то пытается увести ее. Девочка не сопротивляется. Ей хватило времени вдохнуть в безжизненное тело живительную силу. Теперь он не умрет. Кем бы он ни был.
Сирена скорой помощи ворвалась в гул толпы. Вера различала обрывки слов, визг тормозов, хлопки дверей, хлюпанье талого снега… Но картинка происходящего расплывалась, оставляя лишь размытые, хаотично движущиеся пятна. Она не помнила, как добралась до дома. Кажется, соседка тетя Таня привела ее уже ближе к вечеру. Мама не ругалась. Только тихо всхлипывала и гладила по волосам.
Прогрессирующая болезнь зрения – нерадостная перспектива. Но для Веры важней было другое. То, что она поняла в тот день. Что в ней есть что-то, прогоняющее смертельную боль. Что-то, способное победить дыхание смерти. Вера хранила свою тайну несколько лет. Все это время она жила в интернате для слабовидящих. С привычной жизнью, со школой пришлось попрощаться. Мама забирала только на каникулы. Это был не ее выбор. Вера сама так решила. Продолжать учиться, несмотря на болезнь. Не быть обузой. Чувствовать. Придумывать новые краски жизни.
– Мне не нужно смотреть на небо, чтобы увидеть звезды. Я вижу их в твоих глазах, – услышала Вера в самый необыкновенный день на свете. Ромка, мальчик из соседнего класса, прошептал ей эти слова, когда они вдвоем сбежали на крышу.
У Ромки не было родителей. В интернат его отправила тетя. Чтобы накопить денег на операцию, говорил Ромка. Ему было легче в это верить. Но Вера чувствовала, что энергия жизни покидает его. Болезнь крови – это неотвратимо. Вскоре мальчика должны были перевести в онкодиспансер. Поэтому тот день на крыше для них был особенным. Вера взяла Ромку за руки: