Чем черт не шутит
Шрифт:
– Спит, – Вера устало села у стола, подперев щеку ладонью. У нее были большие грубые руки, маленькие глаза, острый подбородок и тонкий рот с опущенными уголками.
– Ой! Что ж я сижу? – она всплеснула руками и стала разбирать пакеты с продуктами.
Из соседней комнаты донесся тихий стон.
– Дашенька проснулась, – Вера торопливо скрылась за дверью, но тут же возникла на пороге. – Пойдемте я вас с ней познакомлю.
На кровати лежала беловолосая девочка пятнадцати лет, даже ресницы у нее были белые. Запавшие глаза сверкали лихорадочным блеском. Шумное, прерывистое дыхание нарушало тишину.
– Дашенька, у нас гости, – Вера подошла к дочери и заглянула ей в глаза.
Девочка, сделав некоторое усилие, повела взглядом по сторонам. На щеках вспыхнул густой румянец, а затем разлилась матовая бледность. Глаза Даши болезненно расширились, взгляд ушел в никуда. Затем она скривилась, будто у нее заболели все зубы одновременно, и отвернулась.
– Хочешь отдохнуть? – спросила ее Вера, поправляя подушку.
Девочка кивнула, и мы удалились.
Вера напоила меня чаем и принялась варить суп. Ее водянистые глаза казались наполненными слезами.
– Вера, если вам что-нибудь надо, вы говорите, не стесняйтесь. Может, я могу вам чем-то помочь? Лекарства для Даши купить?
– Лекарства? – в уголках ее глаз собрались морщинки. – Спасибо большое. Вы и так помогли нам.
Лицо Веры оросилось обильными слезами.
– Просить помощи у других – самая страшная и неприятная вещь. Вы уж мне поверьте. Я не от хорошей жизни просила милостыню. Вся пенсия на лечение дочки уходит. Даже не хватает. Даша не может ходить, плохо говорит, часто болеет. Ей нужен постоянный уход. Я даже не могу устроиться на работу. Иногда выбегаю на пару часов в центр, как сегодня. По ночам мою полы в организациях, докупаю лекарства. Муж бросил нас, когда узнал о диагнозе Даши. Со временем и все близкие отвернулись. Я не просила для себя такой судьбы, она сама меня настигла, – истончившиеся, увядшие губы Веры дрожали.
Слезы подступали стремительно, но я не дала им пролиться. Вера вызывала одновременно безмерное восхищение и сострадание. Она не роптала, не сдавалась, даже когда становилось невыносимо тяжело и когда, казалось, силы покинули ее.
Я заметила, как подергиваются ее веки от постоянного недосыпания и усталости. Вера хотела одолеть неодолимое. Бралась за любую работу лишь бы спасти своего смертью зацелованного ребенка. Она изголодалась по смеху, радости, обычные вещи повседневной жизни обошли ее стороной. Но у Веры была цель, ради которой она жила.
Я оставила Вере свой номер телефона. Она пообещала позвонить, если потребуется помощь.
Когда я покинула дом Веры, небо было чистым, ярким, подсвеченным золотом заката. Дождь прекратился, отмытые им мостовые и тротуары блестели, пахло приятно и свежо.
Всю дорогу до дома Вера с дочерью не выходили из моей головы. Оскорбленные и обиженные судьбой, они все же были друг у друга. А я чувствовала себя одинокой, брошенной.
Я повертела в руках направление на прерывание беременности и разорвала его пополам.
«Не родишься – свет не увидишь, а родишься – столкнешься с трудностями жизни», – я провела ладонью по животу и улыбнулась светлому будущему. Именно таким оно обязательно будет.
Чертово колесо
Даша Берег @bereg_dasha
Но я ле-чу с то-бой сно-ва, я ле-чу… – пел Магомаев из колонки.
– Эх! – кричали малыши и приседали на одно колено.
И о-дно сло-во я кри-чу…
Вика вместе со своей труппой четырехлетних артистов повторяла движения, попутно делая замечания отстающим. До итогового концерта оставалось всего ничего, а ребятня все равно сбивалась к концу песни и начинала хаотично скакать. И костюмы не готовы. И аренду за зал подняли, а мамочки платить на 500 рублей больше за месячный абонемент отказались. Мама Славика Кузнецова даже назвала Вику бесстыжей, а шепотом – крохоборкой. Но дети так ждали весеннего концерта, что Вика пожалела малышей и решила доработать до него практически себе в убыток. Потом надо будет подыскивать новый зал, лучше рядом с домом, чтобы не тратиться на проезд.
В общем, работала Вика на голом энтузиазме.
– Кружимся, кружимся, – приговаривала она, хлопая в такт, когда в стеклянной двери замаячил Родя.
Раньше Вика работала в команде Роди аниматором. Иногда он просил ее выйти на заказ по старой дружбе. В последнее время только это и выручало.
– Через полчаса выезжаем, – прошептал Родя, приплясывая за Викиной спиной, – я костюмы принес, тут переоденемся и поедем.
– Мы уже заканчиваем. Приготовились! И я ле-чу с то-бой…
– Най-на-на-на!.. – закружились дети, выставляя коленца и взмахивая руками.
– А что у вас за ретро-вечеринка будет? – спросил Родя, когда всех детей разобрали мамы. – Почему под Моргенштерна им танец не поставишь?
– Дети, когда совсем маленькие, любят старые песни, ты не замечал?
– Неа. Мне за это не платят. Но эту песню я знаю. Она еще в «Ну, погоди!» была. Я сразу Волка представляю, когда ее слышу.
– Волка дети точно не представляют, – задумчиво проговорила Вика, – и «Ну, погоди» они как раз и не смотрят… Знаешь, кажется, что все хотят сесть мне на шею.
Перед уходом Славик Кузнецов сказал, что пропустит следующую репетицию, потому что они с мамой летят на «Сышилы». Вика не любила считать чужие деньги, но обвинение в крохоборстве вдруг стало особенно обидным. Настоящая крохоборка вряд ли бы продолжала танцевать с ребятней под Магомаева за копейки, с такой-то арендой.
– Характер у тебя такой, – сказал Родя, доставая костюмы из рюкзака. – Тут есть утюг? Платье твое помялось. И мне плащ заодно гладани.
Через полчаса в виде Дарта Вейдера и принцессы Леи они вышли из здания. Чубакка уже ждал их в такси.