Чем черт не шутит
Шрифт:
– Ну, как тебе сказать. – Малинин задумчиво постучал ложечкой по краю кружки. Звук получился глухой и пресный. Как растворимый кофе. – Я, как бы, не был уверен в том, что визит к тебе пройдет гладко.
– В каком смысле? – искренне удивился я.
– Я не знал, кого здесь застану.
– Кого еще вы рассчитывали здесь застать, кроме спящего мертвым сном детектива?
Малинин прищурился и указал на меня ложечкой.
– Почему ты сказал «мертвый»?
С конца ложечки сорвалась черная
– Это устоявшийся речевой оборот.
– Знаешь, что говорил о таких оборотах старик Фрейд?
– Нет.
– Я тоже точно не помню, – признался Малинин. – Что-то насчет того, что трезвый пьяного не разумеет… Так кажется… Нет! Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке! Вот так!
– Вы имеете в виду оговорку по Фрейду?
– Может быть, – ушел от прямого ответа чекист.
Я взял чайник и долил себе в кружку чая.
– Мертвый сон – это значит, что я очень крепко спал.
– И все?
– А какой здесь может быть подтекст?
– Может быть, ты вчера видел покойника?
У меня пятки похолодели. Пол у меня на кухне выложен плиткой.
– В каком смысле?
– Ну, надо же, – усмехнулся полковник. – Смысл ему подавай… Двусмысленный ты наш… А что, если просто так? Без всякого смысла?
– Постойте, постойте, – я быстро затряс головой, пытаясь разогнать серый туман, обволакивающий мозг, как смог Москву. – О чем мы вообще говорим?
– Вообще-то мы просто завтракаем, – полковник отсалютовал мне кружкой «Мертвоград». – Ты ведь сам меня пригласил. Не помнишь?
– Ну, да, верно, – кивнул я. – Но сначала вы вломились в мой дом.
– Не вломился, а вошел, – уточнил Малинин. – Если бы я вломился, то двери бы на месте не было.
– Хорошо, пусть будет так. – Я благоразумно решил не спорить. Смысла в этом не было никакого. А убедить чекиста в обратном, то есть в том, что его появление в моей квартире есть не что иное, как незаконное вторжение, я бы все равно не смог. – Тогда объясните мне, какова цель вашего визита?.. Ведь было же что-то еще, помимо желания выпить кружку растворимого кофе в обществе невыспавшегося детектива?
– Конечно, – согласился Малинин. – Мне было жутко интересно, как детектив провел вчерашний вечер.
– Это официальный допрос?
– Всего лишь дружеское чаепитие. Для допроса, Каштаков, я бы тебя на Лубянку вызвал.
Уже хорошо.
– Вчера мы с детективом Гамигином были в «Оскаре Уайльде».
– По какому поводу гуляли?
– Вы же знаете.
– Ничего я не знаю.
– Мы закрыли дело Хуупов.
– Вдвоем бражничали?
– Да. Правда, в кафе уже встретили знакомого, Антошу. Ну и подсели к нему.
– Что за Антоша?
– Старый хакер.
– А имя у него есть?
– Антоша.
– Полное имя.
– Наверное, есть. Но я его не знаю.
– Не тренди, Каштаков.
– Честно, не знаю. Никогда не интересовался. А зачем он вам?
Малинин будто и не услышал мой вопрос. Глотнул кофе.
– А как же ваша демоница? Ее почему с вами не было?
– Сказала, что устала. Пошла домой.
– Так вы весь вечер провели в «Оскаре Уайльде»?
– Ну, да.
– Во сколько вы туда заявились?
– В десятом часу.
– А днем где были?
– В офисе.
– Целый день?
– Накопилась куча бумажной работы.
– И как долго вы проторчали в «Оскаре»?
Изображая задумчивость, я закатил глаза к потолку.
Очень хорошо, что я подтвердил версию Малинина о том, что голова у меня болит с похмелья. Теперь, если что, я и на провалы памяти ссылаться могу.
– Кажется, часов до трех. Или до половины четвертого. А что, Вячеслав Степанович, мне требуется алиби?
Малинин снова проигнорировал мой вопрос.
– А потом?
– Потом пошли домой.
Я недоумевающе пожал плечами – мол, что еще мы могли делать в четыре часа ночи?
– Именно пошли? – подозрительно прищурился чекист.
– Ну, да. Туда мы приехали на метро. Но в четыре часа утра метро уже не ходит.
– Можно было вызвать такси.
– Мы решили прогуляться. Здесь ведь недалеко.
– Ночью шел дождь.
– Нам с Ансом нравится дождь. Вот если бы с нами была Лоя, тогда бы непременно пришлось брать такси.
Я вошел в роль – врал напропалую и, как мне казалось, весьма убедительно.
Полковник недовольно засопел. Глотнул кофе и взялся за бутерброд с семгой.
– И тебе, как я понимаю, ничего не известно о том, что случилось этой ночью?
– Ночью шел дождь.
– Да иди ты? – наигранно изумился Малинин.
– Вячеслав Семенович…
– Ладно, начистоту, Каштаков. Ты знаешь, что ночью в Тимирязевской академии была перестрелка?
– Нет, – соврал я, не моргнув глазом.
– Уверен?
– Абсолютно.
– И в Тимирязевке тебя вчера ночью не было?
– Я слышал, что многие в юности мечтают заниматься сельским хозяйством, но я, помнится, хотел стать космонавтом.
– Жалко, что не стал.
– Почему?
– Если б ты сейчас болтался в космосе, то и мне бы забот меньше было.
– Чем я вас обидел, Вячеслав Семенович?
– Тем, что врешь все время, Каштаков! – Малинин в сердцах кинул на стол недоеденный бутерброд. – Врешь напропалую! И вертишься, как змея в подсолнечном масле! – Интересная метафора, автоматически отметил я; прежде мне такой слышать не доводилось. – Я понимаю, что это часть твоей профессии…