Чемодан пана Воробкевича. Мост. Фальшивый талисман
Шрифт:
…Каленчук отсыпался почти до вечера. Грицко и Дудинец, выдув литр самогона, еще храпели. Юхим стал у открытой двери риги — дожидался Юрка. Тихонько свистнул, когда тот приехал. Юрко незаметно кивнул, постоял посреди двора и, лишь убедившись, что на улице никого нет, дал знак, чтобы Каленчук перебежал в хату.
— Сейчас пообедаем, — вошел он вслед за Юхимом.
Каленчук потер щеку, заросшую рыжеватой щетиной:
— Побриться бы…
— Бритва в кухне. Твои, — качнул головой в сторону риги, — еще спят?
— А что им? Налакались самогонки… Отвез?
— А то как же. Пускай спят. Марта им потом согреет.
Побрившись, Юхим надел свежую рубашку Федька.
— Так хорошо из кухни пахнет, — признался он, — что, кажется, черта бы съел…
— Прошу. — Юрко открыл дверь в комнату рядом с кухней. — Прошу к столу.
— О, «Московская»! — увидел бутылки с белыми головками Каленчук. — Единственное московское, что я признаю! — Обошел стол, заставленный вкусными закусками, похвалил: — Ты, сестрица, всегда умела готовить, но сегодня…
— Это ты отвык от настоящей еды, — небрежно отмахнулась Марта, разрумянившись от похвалы.
— Дай боже, чтобы не было горше, — перекрестился Юрко, придвигая стул.
Выпили по первой, а потом и по второй. Юхиму водка сразу ударила в голову, захотелось похвалиться и пожаловаться — пришла минута откровенности, когда хочется открыть кому–то душу. Аппетитно хрустя огурцом, спросил:
— Как у вас в селе, очень прижимают?
— Смотря с какой стороны, — пожал плечами Юрко.
— В Качаках коммуну создали, — спокойно сказал Каленчук и не удержался: — Я им эту коммунию уже прописал, поплакали кровавыми слезами. Живы будем, за все поквитаемся! — неожиданно рассвирепел он. — Отважный еще вернется, и расчет мой будет большой!
— Выпей, брат, — придвинула Марта стакан. Испугалась за Юхима. Тот даже посерел от злобы — только на скулах краснели пятна.
Глотнул еще, чуть отошел, наложил полтарелки холодца. Марта подвинула бутылочку с уксусом — знала вкусы брата, привыкла угождать.
— А у тебя как дела, Юрко? — спросил, не отрываясь от холодца. — Раскулачили, сто чертей им в печенку?
— Зачем же, — возразил Демчук, — я сам…
— Что «сам»? — не понял Юхим.
— Отдал лишнюю землю.
— Ты… Отдал?.. — Каленчук даже задохнулся.
— Что же мне оставалось делать?.. Все равно отобрали бы… Я и отдал. Сейчас, по–ихнему, я — середняк, а на середняков не давят.
— Сколько же осталось?
— Пять моргов.
— Меньше половины… Мою землю кровью выхаркали, а ты — добровольно…
Демчук ничего не ответил, придвинул Юхиму тарелку с ветчиной.
— Не хочу, — отодвинул тот со злостью.
— Зачем же нервничать? Ты выслушай, а потом осуждай.
— Тебя не слушать надо, а голову отрубить!.. — прошипел Каленчук. — Каждая наша уступка большевикам — это измена Украине!
— Что–то вы только обещаете ту Украину, — вмешалась Марта, — а обещаниями жив не будешь…
— Помолчи, ежели не понимаешь! — оборвал ее Юхим. — Я за эту Украину жизни не жалею, а такие вот… — Он хотел сказать что–то едкое, но, поймав озабоченный взгляд Марты, осекся. — Но так просто покориться большевикам!..
— Давайте взвесим все. — Юрко отложил вилку, вытер полотенцем рот. — Сам знаешь, я новой власти не кум и не сват, мне без нее хуже не было, а где твоя обещанная свободная Украина? Взбаламутили воду, пошастали по лесам — и все. Где ваша УПА, скажи на милость, и с кем воюете? Болтали: выгоним большевиков из наших краев! И что? Догавкались?..
— Если бы не такие, как ты, — позеленел Каленчук, — где бы эти большевики уже были!
— Стало быть, таких, как я, большинство, — спокойно ответил Юрко. — А ежели, скажу я тебе, большинство вас не поддержало, то дело ваше — труба…
— Вы ничего не знаете, — злорадно усмехнулся Юхим, — скоро будет конференция великих держав, и Украину провозгласят независимой. Тогда мы рассчитаемся со всеми, кто не верил в нас и спутался с Советами!
— Может, и будет конференция, — согласился Юрко. — Пусть даже будет… Но я так думаю: Советская власть сильна, такую армию, как немецкая, разбила. Кто же этой власти будет диктовать? Да она пошлет эти конференции ко всем чертям — вот как я думаю…
— Люди там, на Западе, — не совсем уверенно сказал Юхим, — на нашей стороне, да и с волей народа нельзя не считаться.
— Вот тут ваша первая ошибка, — загнул палец Юрко, — ты и я — еще не народ. Мы привыкли смотреть на него, как на быдло, а он вылез из хомута и не хочет больше голову подставлять.
— Ты бы попробовал с автоматом…
— Ну, двоих–троих положишь, — ответил Демчук. — А они тебя… Не по мне это…
— Так бы сразу и сказал!
— Хватит вам ссориться! — Марта принесла чугунок горячего борща. — Ешьте…
— Погоди, — отмахнулся Юрко. — Ни одним днем жив человек. Я вот прикинул — при Советах не так уж и плохо. Пускай будет колхоз, проживем. Я — не Каленчук. Мне не стыдно и в поле выйти — весь век пахал и сеял. Да и много ли нам с Мартой надо? Корова есть, свинью, а то и двух всегда откормим, есть полдесятка овец, птица, овощи, ну и все прочее… Хлеб на трудодни получим — накормлены и напоены, — провел рукой над головой, — вот так!