Чемпионы Темных Богов
Шрифт:
Хемеллион медленно поклонился.
«Как когда-то короли и полководцы передо мной», — раздался шепот в его разуме.
Санахт наклонил пергамент так, чтобы свет от парящих в воздухе светосфер упал на него под другим углом. Хемеллион ждал, все еще не разгибаясь.
— Наполни две чаши, — после долгого молчания произнес Санахт. Хемеллион выпрямился. На каменном плинте у стены стоял серебряный кувшин и три серебряные чаши. Чаще всего хозяин звал его почистить доспехи или перенести какой-то артефакт в другую часть корабля. Иногда Санахт вызывал Хемеллиона, а затем отпускал сразу после прибытия. Но легионер никогда раньше не просил Хемеллиона наполнить чаши.
Санахт поднял глаза. Пергамент выпал у него из пальцев и порхнул на усеянный свитками пол. Хемеллион встретился взглядом и со своим хозяином, но тут же опустил взор. Белизну правого глаза Санахта нарушали красные пятнышки, а его зрачок походил на неровную дыру, словно треснувший желток в кровавом яйце. Левый глаз был туманно-белым. Краешек рта Санахта дернулся, но если это было веселье, оно никак не проявилось на остальном его лице.
Хемеллион проковылял к серебряному кувшину и наполнил две чаши. Жидкость, что вылилась из кувшина, была настолько темно-красной, что походила на свернувшуюся кровь. Он принес обе чаши Санахту и протянул их.
Санахт рассмеялся, и звук этот оказался таким неожиданным и глубоким, что Хемеллион едва не выронил чаши. Легион потянулся и принял одну.
— Садись, — промолвил он. Хемеллион посмотрел на чашу, которую все еще держал в руке, затем обратно на полубога. — Садись.
Хемеллион огляделся, прежде чем медленно опуститься на пол. Секундой позже Санахт повторил его движение.
«Словно тигр, свернувшийся под деревом», — подумал Хемеллион. Рот Санахта снова дернулся. Он поднес чашу к губам и осторожно отпил из нее.
— Пей, — сказал Санахт и наклонил чашу.
Хемеллион взглянул на собственную чашу. Он медленно прижал ее к губам и сделал глоток. Жидкость, пахнувшая горячим солнцем и специям, густо растеклась по языку. Он закашлялся, зажмурился и снова посмотрел на напиток. Он почувствовал, как на коже выступает пот. Нечто, что могло бы быть улыбкой, раскололо лицо Санахта.
— Правда, это неприятно, когда твоя воля зависит от другого человека? — низким взвешенным голосом произнес Санахт. — Когда другое существо помыкает тобой?
— Это…
— Мне это знакомо, — оборвал его Санахт. — И я знаю, что ты это знаешь, Хемеллион, король Вохала.
Хемеллион посмотрел на собственное отражение в гладкой поверхности чаши. Он попытался придумать уместный ответ. Он чувствовал себя так, как будто угодил в сон, созданный из детской истории — о человеке, разговаривавшем с улыбающейся змеей.
— Я… — он почувствовал сухость во рту, когда попытался заговорить.
— Ты знаешь, почему Ариман отдал тебя мне?
Хемеллион покачал головой, не поднимая глаз. На самом деле он не был уверен, к чему весь этот разговор.
— Он отдал тебя мне потому, что считает, будто из всех братьев только мне нужен серв. Другие способны одной только мыслью разобрать свои доспехи, переделать атомы воздуха и выключить свет, бьющий им в глаза. Я же… — Хемеллион поднял взор. Санахт крутил чашу в руке, наблюдая за тем, как жидкость накатывает на серебряные стенки. — Я же этого не могу. Не без значительных усилий, больше нет. — Треснувший зрачок глаза уставился на Хемеллиона. — Я из Круга, но я ребенок по сравнению со своими братьями. В бою их разумы поддерживают меня. Брат по имени, но не по роду. Если они используют руки, то только потому, что так хотят. Мне нужны сервы, чтобы носить свитки и чистить доспехи не потому, что это мое право, но потому, что в ином случае мне придется делать это своими руками.
Хемеллион отвел взгляд от лица Санахта и снова отпил из чаши. По груди растекся огонь. Он почувствовал, как мягкие языки тепла коснулись мыслей.
— Что вас изменило? — вопрос соскользнул с губ Хемеллиона прежде, чем он успел его остановить. Секундой позже он понял, что натворил. — Простите. Я не… Я… — слова пересохли у него в горле.
Санахт уставился на него не моргающим взором. Хемеллион почувствовал, как его плоть стала подобной камню, стучавший в венах адреналин кричал ему бежать отсюда как можно скорее, бежать и не оглядываться.
— Справедливый вопрос, — наконец отозвался Санахт. — Ты когда-то был королем или, другими словами, человеком, привыкшим задавать вопросы так, как считает нужным. Этого мне у тебя не отнять. Разум, что видит и вопрошает, ценнее преклонения миллиона пресмыкающихся глупцов, — Хемеллион ощутил, как пульс замедляется, но он все еще не осмеливался пошевелиться или заговорить. — Что меня изменило? Верность, Хемеллион, верность сделала меня таким, — Санахт сделал глубокий глоток из чаши. — Весь наш род был… на пути, в конце которого мы бы все стали монстрами. У Аримана был способ остановить это, способ спасти всех наших братьев. Мы, многие из моих братьев и я, были его кабалом. Мы решили, что не позволим легиону пасть глубже, — он прервался, его взгляд сфокусировался на точке где-то на расстоянии. — Но не все встали на нашу сторону. Один из наших братьев попытался остановить нас. Он пришел за нами, за Ариманом. Некоторые погибли. Ариман выжил, — взор Санахта застыл, его глаза словно погрузились в череп, тени на лице углубились. — И это имело свою цену.
— Где он сейчас? — спросил Хемеллион. — Тот, кто пытался остановить Аримана, что с ним стало?
— Кхайон? — Санахт вздрогнул, затем пожал плечами. — Он переродился иным образом.
Хемеллион отпил из чаши, позволив жидкости похитить еще толику страха. Санахт наблюдал за тем, как успокаивается рябь на поверхности собственного напитка.
— Долгое время я полагал, что Око забрало Аримана, что он пропал. Но Амон верил, что он жив, и мы следовали за Амоном. Он оказался прав — Ариман уцелел, и теперь мы снова следуем за Ариманом. Мы отдали ему свою преданность, и мы верим, что он сумеет изменить нас снова. Мы вновь стали теми, кем были когда-то, падаем в ту же пропасть. Что бы он ни планировал, его затея обречена на неудачу, и даже в таком случае она будет иметь цену, которую Ариман без раздумий заплатит.
Хемеллион стал абсолютно неподвижным, неотрывно следя за Санахтом в поисках намека на то, что изменнические слова, только что сказанные им, были проверкой. Где-то далеко, на границе мыслей, он вспомнил, как смотрел в глаза Аримана, синие и холодные, как зимние звезды. «Потому что так творится судьба», — промолвил тогда колдун. Санахт поднял глаза, и Хемеллиону показалось, будто в его взоре было понимание.
— Они были правы, — мягко продолжил Санахт. — Все, кто пытались остановить нас: Император, Кхайон, Амон. Мы следуем за ложью и бездумно расплачиваемся монетами, наивно полагая, будто мы правы, и только мы способны видеть ясно. Тех, кто бросает нам вызов, мы нарекаем невеждами, и мы бежим во мрак, пытаясь достичь ложного света. Мы — наследники слепых царей, повелевающие царством пепла.