Чему быть, того не миновать
Шрифт:
Леон поблагодарил Зотика и одел один из оберегов, не то из вежливости, не то и правда на всякий случай.
— Да помогут нам Боги! — выдохнул Зотик и вышел в ночную тьму.
— Ну и темнотища! Да уж — глушь есть глушь. — посетовал Готфрид.
— Чем ночь темней, тем ярче звезды, — в своем обычном, романтическом ключе ответил Леон, а затем взглянул на небо. — Но не сегодня, увы.
Все небо было затянуто грозовыми тучами, не было видно ни луны, ни звезд. Спрятав голову в капюшонах походных плащей, эквилары и староста Луковок оседлали лошадей, зажгли факела и покинули деревню, направляясь на запад, к графскому хутору.
— Слыхали? — прошептал Зотик, обернувшись к друзьям с дикими
С хутора доносилось протяжное завывание, весьма жуткое, неприятное, потустороннее и давящее как мешок с овсом, что положили на грудь, затрудняя ее подъем при каждом вздохе. Рыцари молча кивнули, поерзав в седле. Лес озарила вспышка молнии, а над головой вновь кто-то замолотил в небесный барабан или же катал горы, ассоциации у друзей были именно такие. Деревья и кусты качало из стороны в сторону порывистым ветром. Тут и там мерещились тени, слышались странные звуки, обыденные днем, но холодящие кровь ночью. Атмосфера выдалась та еще: ночь, лес, гроза и трое мужчин с факелами, пробирающимися к усадьбе с призраками, завывающей на всю округу. За пределами деревни стало темно как в колодце и так же сыро. Лишь где-то в глубине леса изредка едва мерцали эйдосы.
— Свезло же нам, Леон, в один день столько событий, — шайка разбойников, эйдос, теперь еще и это, — заметил Готфрид.
— Трудно с этим не согласиться, мой друг.
— Страшно?
— Скорее неприятно и тревожно, но я же с вами, вместе не страшно.
Беатриче расположилась меж ушей Гермеса, как меж двух черных гор.
— Зотик, а ты вот приведений боишься, а эйдосов нет?
— Энти летучие чудесатики сызмала нам повсеместно встречаются, а призраки что?
— И то верно.
По мере подъема на хутор, завывание становилось все сильнее и от того ныло в животе при мыслях о том, кто и ли что может издавать такие звуки. Пламя металось на кончиках факелов как разъяренный бык в загоне. Порывистый ветер и дождь усердно корпели над тем, чтобы бастион света созданный факелами пал. Сродни последним защитникам бастиона, не желающим опускать руки и сдаваться, пламя факелов рьяно разрывало в клочья окружающую тьму. Отбрасываемые пламенными защитниками света, тени искажались и вились как кривые, запутанные корни деревьев, отступая и растворяясь в кромешной темноте.
— Твою ж мать! — выругался Готфрид, шарахнувшись и чуть не подскочив прямо на лошади.
Справа от рыцаря стоял трехметровый гриб в ножке которого были вырезаны кровоточащие глазницы и рот. Широкая шляпка гриба была искромсана и лохмотья мякоти безвольно повисли на волокнах вокруг ножки как застывшие слезы. Леон молниеносно выхватил меч и замер, напрягшись как сжатая до предела пружина.
— Эта овца чумная тут так и стояла, значится приехали. Под грибом энтим каждый день мы оставляем корзину со съестным. Когда приносим новую, в старой уже ничего нет. — пояснил Зотик, освещая факелом землю вокруг гриба.
У ножки гриба сравнимой по толщине со стволом обычного дерева, на траве и правда лежала пустая корзина. Троица поднялась выше по холму и перед ними открылся густо поросший травой двор усадьбы. Сердце троих юношей пронзили стрелы ужаса — весь двор был заполонен фигурами в черных балахонах. Вместо голов у фигур были бычьи черепа с горящими кроваво-красным светом глазами. В костлявых руках одних фигур были косы, у других вилы. Сверкнувшая молния осветила весь двор, лишь приукрасив развернувшуюся картину ужаса, показав, что фигур в черном на самом деле куда больше. Просто у некоторых из них не горели глаза, а потому они скрывались под вуалью тьмы. Помимо этого, сама усадьба ужаса внушала не меньше. Весь фасад был покрыт светящимися во тьме кроваво-красными надписями и рунами на незнакомых языках. Окромя надписей тут было множество «порезов», — красные росчерки из которых сочилось нечто багряного оттенка. Сам дом не иначе как кровоточил.
— Я чуть язык не проглотил, — прошептал Готфрид, впечатленный увиденным.
— Спору нет, пугает будь здоров, — согласился Леон.
— Я чуть кучу не сделал, — голос Зотика скатился по склону ужаса в тревожный шепот, очевидно тот не находил себе места от страха. — Я хоть и видал уже это, пугает как в первый раз! — тыкая пальцем в сторону дома, добавил староста Луковок.
— Это и есть пугала?
— Да, те самые, о которых я вам молвил, — пояснил Зотик и спешился, привязывая лошадь к покосившейся, но все еще стоящей ограде.
— Обратите внимание, из трубы валит дым, — заметил Леон во время очередной вспышки молнии.
Очевидно, раньше во дворе усадьбы располагался цветущий сад с беседками, фонтанами и статуями, по нему прогуливались благородные аристократы, ведя куртуазные беседы под сенью листвы. Ныне же ротонду-беседку подобно змею обвил плющ, а фонтан из мрамора оброс мхом и грязью. У фигуры танцующего ангела расположившегося в центре фонтана не было головы. Вместо нее был человеческий череп с горящими глазами. Эффект от пугал видимо должен был заставить чужаков повернуть вспять и убежать сломя голову ни о чем не думая. Не слезая с лошади, Леон снял с плеча лук и выстрелил в косу, удерживаемую ближайшей фигурой в черном. Оружие упало в траву, а зловещая фигура даже не шелохнулась. Не искушая судьбу, а потому прикрываясь щитом, Готфрид подошел к одному из пугал и врезал мечом по вилам, направленным на рыцаря. Тот же эффект, что и с первым пугалом. Тогда Готфрид смело подошел к пугалу в упор, глядя в глазницы бычьего черепа. Те пылали красным светом. Рыцарь ухватился обеими руками за рога и оторвал череп, обнаружив внутри обычную свечу. Леон проделал то же самое со своим пугалом, попутно расстегнув черный балахон пугала. Внутри оно ничем не отличалось от своих безобидных собратьев с сельских полей, — форма была придана соломой, а оружие крепилось веревкой к деревянному каркасу.
— Похоже на… стекло или красный янтарь, — заключил Леон выковырнув из глазницы прозрачный камень красного цвета, именно он и придавал свету от свечи внутри черепа кровавый оттенок.
Осмелев от такого расклада, Зотик снес с пути одно из пугал своей дубиной. Балахон разорвало, и фигура под ним податливо рассыпалась на комья соломы и деревяшки.
— Ничего сверхъестественного, но нужно отдать должное — чертовски изобретательно. Достаточно, чтобы напугать до сердечных коликов любого. — вынес свой вердикт Готфрид. — Я же говорил, призраки не распивают вин, Зотик. Кто-то вам голову морочит и сейчас этому кому-то мы зададим хорошую трепку.
— Глядите! — в ужасе выкрикнул Зотик, указав дубиной на окна второго этажа.
Юноши увидели в высоком окне согбенную фигуру в черном балахоне ростом под три метра. Длинные пряди черных волос покрывали ее как плащ и тянулись за ней следом, что сопровождалось почему-то гремящим звуком, на фоне завывания, что было слышно даже в Луковках. Существо сжимало и разжимало похожие на кинжалы когти. Внезапно оно остановилось у окна, повернулось и вперилось замогильным взглядом прямо на бесстрашную троицу. У существа были поменяны местами глаза и рот. Неестественно большие, матово-черные глазницы располагаясь там, где у людей был рот. Подо лбом существа расположился сморщенный рот. Зотик от испуга громко пустил ветры и попятился, повалив многострадальную ограду, к которой привязал своего коня. Эквилары инстинктивно прикрылись щитами, ожидая чего угодно. Одно дело ряженые пугала и совершенное другое существо, способное двигаться.