Чему быть, того не миновать
Шрифт:
Превозмогая цепенящий ужас и готовая вот-вот закричать, что есть сил, Семилия обернулась. Ей показалось, что на этот поворот ушла целая вечность, хотя прошло не более пары секунд. Знакомое лицо лазутчика расслабило девушку. Семилия сочла, что подобный дерзкий акт просто раскрыл давно скрываемые чувства Готфрида к ее персоне и теперь он, не в силах более терпеть, пришел к ней признаваться. Впрочем, эта мимолетная мысль была глупостью, капризной прихотью и только. Семилия слишком хорошо знала Готфрида, — какие еще чувства у того, кто прослыл как охочий до утоления голода плоти и только ее одной? Вот до чего дожил этот дамский волокита! Уже себе призрачную девицу сыскал, так возрос его аппетит до женских юбок — подумала
— Как ты смеешь врываться в покои дамы без спроса? Я даже не одета! Какое у тебя ко мне дело? — капризно упрекнула Эклера старого знакомого, который хоть и был красив в ее понимании, но всегда отталкивал своей приземленностью и ветреностью в вопросах касающихся отношений с женщинами. Быть женщиной Готфрида, означало — быть одной из многих женщин Готфрида.
Кричать и звать на помощь стражу девушка не собиралась как минимум по двум причинам. Во-первых, хотя она и могла бросить в темницу Готфрида, это создало бы ненужный конфликт прежде всего между ней и Леоном, лучшим другом Готфрида, ведь те всегда стояли друг за друга горой. Во-вторых, Семилия с детства знала, как Леона, так и Готфрида, — сумасбродного хулигана, чьи пьяные выходки хоть и не были редкостью, однако никакой реальной угрозы не представляли. Скорее всего это одна из них. Готфрид в пару длинных шагов пересек комнату и резко выхватив кинжал, зажал рот девушке. Семилия вдруг поняла, что сегодня ночью разговоры будут не о делах сердечных и дело тут не в пьяном бреду, сердце ее дрогнуло. Девушка вдруг поняла — он все знает, но откуда!?
— Дело мое такого рода, что голос о нем должен достичь только твоего изощренного и многомилостивого слуха. Такого же изощренного, как твое коварство. Прошу, Семилия, мы же старые знакомые, не кричи, иначе я буду грубым. Мне нужны ответы на вопросы, я хочу просто поговорить. Чем быстрее ты ответишь, тем быстрее все закончится. Поняла?
Семилия быстро закивала, а в глазах уже блестели слезы. Она от чего-то уверилась, что этот грубый мужлан непременно ее убьет. Ощутив, как трясет Семилию, Готфрид ослабил хватку и указал на кровать. От этого знала Семилия пришла в смятение, подумав совершенно не о том, что имел в виду черный рыцарь.
— Садись.
Девушка подчинилась и Села на край кровати.
— Зачем ты отравила Элиссу?
Услышав этот вопрос, Семилия испытала своего рода облегчение. Вуаль неопределенности спала и теперь по крайней мере она знала наверняка, что происходит.
— Ты же лучший друг Леона и ты задаешь этот вопрос? Ужели ты забыл, как мы с Леоном души друг в друге не чаяли? Забыл с кем твой друг разделил свой первый поцелуй, забыл какая дама впервые оголилась перед ним? Леон обещал мне, что мы будем вместе навсегда, а теперь женится на этой… на этой лесной дикарке. Вздор! Я не приму отказа!
— Уймись Семилия, побойся Богов — сколько вам было? Леону двенадцать, если я правильно помню, если не меньше. Он тебя никогда не любил, ты была ему другом.
— Другом, который последние годы только и делал, что чах от невнимания того, кто обещал быть моим рыцарем, пока смерть не разлучит нас!
— Да ты бы еще обещания данные в три года, вспомнила. Что за вздор ты несешь, Семилия? Ты себя кем возомнила, капризной принцессой Астэриоса, которая получает все, что ей вздумается, стоит топнуть ножкой? Так знай, я видел Леона и Элиссу вместе и могу сказать, что еще никогда он не был таким счастливым. Если ты и правда думаешь о нем, а не о себе, ты должна была отпустить его, но вместо этого ты причинила ему величайшую боль. Ты пригожа собой, тут спору нет, богата и умна, но не это же главное. Мы не знаем, кто полюбится нам, любовь не выменивают на рынке.
— Может ли безродная нищенка составить достойную партию дворянину благородных кровей? Если Леон не думает о детях, то я думаю — кого он хочет себе в наследники, ушастых дикарей, которые будут скакать по деревьям?
— Не стоит приплетать сюда браки по расчету. Если бы ты хорошо знала Леона, ты бы понимала, что он всегда руководствовался чувствами.
— Я люблю Леона и всегда любила!
— Себя ты всегда любила и любишь, Семилия, а не Леона. Леоном ты хочешь обладать как ребенок хочет обладать леденцом, попавшимся на глаза. Твое непреодолимое искушение владеть им перешло все разумные границы, — ты решилась на убийство.
— Какое смелое обвинение, Готфрид, а есть ли доказательства?
— Не выводи меня из себя. Я спросил тебя, зачем ты отравила Элиссу, и ты ответила.
— Мало ли что я ляпнула, я напугана — в мою спальню проник посторонний мужчина, с ножом в руках. — с каждым ответом, Семилия чувствовала себя все уверенней.
Готфрид схватил девушку за ворот рубахи и наклонившись к ней, подтянул лицо той к своему:
— Элисса умирает, понимаешь ты это или нет!? — прокричал он ей в лицо.
— Да каждый день кто-то умирает и что с того? Я буду рядом с Леоном, как и всегда и будь уверен, утешу его в горе, когда ее не станет. Тогда Леон поймет, как я ему предана, как поддерживала его в трудную минуту и утешала. — девушка выплевывала слова как куски льда.
— Ты страшный человек, Семилия. Мостовая в Линденбурге мягче, чем твое сердце.
— Такие эпитеты тебе не идут Готфрид, нахватался от Леона и думаешь, что тебе это к лицу. Иди-ка лучше напейся и трахни какую-нибудь шлюшку, вот в этом ты мастак, это под стать тебе.
— Я не желаю больше говорить с тобой об этом деле. Поэтому сразу перейду к сути своего визита — как вылечить Элиссу?
— Никак, — с самодовольной усмешкой, ответила юная графиня.
Готфрид посмотрел на Семилию страшным взглядом. Девушка тут же поняла, что это взгляд человека, который способен на все и закусила губу, потупила глаза, решив, что вот сейчас ей лучше не артачится и не бесить буйного рыцаря. Готфрид подкинул в руке кинжал и поймал его.
— Убивать тебя нет смысла, орлу не гоже ловить мух. Но вот лишить тебя красоты я могу в два счета. Как думаешь, посмотрит на тебя Леон или другой мужчина, когда я поработаю над твоим личиком? Ты когда-нибудь думала над тем, как будешь выглядеть если тебе отрезать нос, а? — лицо Готфрида преобразилось, показывая новую, безжалостную пластику, он небрежно ронял слова, как ничего не значащий мусор.
Семилия поняла, что-таки вывела мужчину из себя. Таким диким она его еще никогда не видела: бешеный зверь, преисполненный первобытной агрессии. Левой рукой Готфрид резко схватил Семилию за горло и уронил спиной на кровать. Его рука стала подобна булавке, пригвоздившей бабочку к твердой поверхности. Девушка попыталась отбрыкиваться ногами, пиная Готфрида наотмашь. Холодным лезвием кинжала тот прикоснулся к щеке Семилии. Девушка мгновенно застыла, лишь ее грудь быстро поднималась и опускалась под аккомпанемент ее тяжелого дыхания. Семилия вдруг почувствовала себя безвольной марионеткой во власти страха.
— Прошу тебя, просто скажи, как вылечить Элиссу, и мы расстанемся на этом.
— Клянусь, я не знаю! Я специально искала то, от чего не было бы спасения. Мой служка, Этьен нашел на ярмарке торговцев из Дашарского каравана, тамошний алхимик предложил редкий порошок и взял за него целое состояние.
Блестящие росчерки слез скатились по щекам девушки. Семилия наконец в полной мере поняла в сколь роковой ситуации оказалась. С помощью своего кинжала Готфрид мог устроить ей такую жизнь, что она потом сама бы наложила на себя руки. Предложить Готфриду было нечего, а настроен он был более чем решительно уйти только с ответами.