Чему быть, того не миновать
Шрифт:
— Сожалею, что навестил вас при столь скорбном событии. Я сделаю все, что в моих силах. Не будем терять времени.
Сняв походный плащ, альв подошел к кровати. Леон уступил место шаману. Элориэль прощупал пульс под браслетами, похоже, что замерил, судя по тому, как он долго держал пальцы на запястье девушки. Затем осмотрел зрачки и опросил Леона о событиях, предшествующих такому состоянию Элиссы. Леон рассказал все, что знал, включая и те эпизоды, когда Элисса приходила в себя.
— Элеанор, вы можете оставить нас наедине? — попросил шаман и галантность альва струилась в его голосе так же, как и его волосы струились по плечам и спине. Леон еще никогда не видел настолько спокойного, безмятежного и вежливого собеседника. Его самообладание навевало воспоминание о кае Гуго, наставнике Готфрида и Леона.
Когда мать Леона покинула комнату, Элориэль замолчал, пристально глядя на Леона и рыцарь понял, что его самые дурные опасения подтверждаются. У юноши закружилась голова и
— Вы знаете, что с ней, я прав?
— Знаю, Леон и мне очень-очень жаль, что я должен это произнести, — альв вздохнул, взглянул на альвийку, затем на рыцаря и сделал то, что уже должен был. — Никакими словами не выразить то горе, что вы сейчас переживаете. Я буду краток, простите меня Леон, но Элиссу не спасти. Проститесь с ней и крепитесь.
— Не может быть! — вскрикнул Леон и подскочил, но ноги не удержали его, и он рухнул на пол, уткнувшись спиной в кровать. — Не может этого быть! — уже прошептал рыцарь, сидя на полу и глядя невидящим взором на Элориэля. — Что с ней, расскажите мне, Элориэль, прошу!
Режущие волны неконтролируемой паники подступили к самым носкам сапог рыцаря. Он чувствовал, что еще немного и будет кричать от боли прямо тут, при Элориэле. Леон ощущал себя так словно все его нутро было заполнено не внутренними органами, но гниющими помоями и их отравляющий смрад проник в каждую клеточку его тела, заставляя ту испытывать невыразимую боль от гниения заживо.
— Мой рассказ будет долгим, но если он дарует вам хоть толику утешения, то это самое меньшее, что я смогу сделать для вас, Леон.
— Я хочу знать все о том, от чего пострадала моя любимая… моя Элисса. Говорите сколько хотите, Элориэль, я хочу занять голову любыми думами кроме моего горя.
Элориэль выждал, когда Леон соберется с силами. Шаман дал ему время, чтобы мысль о том, что он должен проститься с Элиссой впиталась и закрепилась. Чем раньше это произойдет, тем лучше, давать ложную надежду было глупо. Как никто другой, Элориэль знал совершенно точно, что Элисса умрет.
— Расскажите мне.
— Источник трагедии, с которой тебе довелось столкнуться, уходит корнями в древнюю историю Линеи и альвов, историю появления Триады.
Леон опешил от такого начала, слишком масштабным и необъятным оно ему показалось.
— Девять эонов назад, в альвийской империи произошел раскол, приведший к появлению трех различных народов — сильвийцев, цинийцев и харенамцев. Началом размолвки стала изгнанная из вотчины Богов, Ашадель, создательница альвов. Желая отомстить родителям, Ашадель обратилась за помощью к своим детям, альвам. Сторонники низвергнутой Богини поддержали ее замысел и впоследствии стали теми, кого все ныне знают, как цинийцев. Противники столь воинственных настроений перешли на сторону старших Богов, навсегда отрекшись от своей Богини, этот народ ныне всем известен как сильвийцы. Третий народ остался в стороне, сохраняя нейтралитет, — харенамцы. Так единая империя альвов распалась и на ее месте возникла Триада, состоящая из трех разных народов единой расы. Ашадель дала поддержавшим ее альвам силу, изменившую ее последователей: они стали выше, сильнее и быстрее, а кожа их потемнела, являя собой символ противоположности бледной кожи тех, кто отрекся от Ашадель. Ты наверняка читал и видел изображения Виты, нашего Древа Жизни, некогда источника бессмертия всех альвов. Ашадель разорвала связь силы древа с альвами отвергшими ее, равно как и с альвами проявившими безучастие. Таким образом цинийцы остались бессмертными, а сильвийцы и харенамцы начали стареть и умирать как вы, люди. Это продолжалось недолго, ибо Боги выступили на защиту моего народа за наше противостояние Ашадель и вернули нам связь с Витой. Ашадель на тот момент была низвергнута второй раз, на этот раз в иной мир известный в мифах и легендах как Затмение. Оттуда Ашадель уже не имела власти над Витой, чтобы повторно разорвать нашу связь с ним. За нейтралитет там, где нужно было проявить твердость и выбрать сторону, харенамцев ждала печальная участь, — утратив связь с Витой и не получив ее от Богов обратно, они так и остались смертными. Не найдя себе места среди цинийцев и сильвийцев и не желая более быть втянутыми в какой-либо конфликт, они отправились в добровольное изгнание в пески Кахада, подальше от любых рас и народов. Стоит ли мне сейчас продолжать, Леон? У вас невыносимо усталый вид, юноша.
— Говорите, клянусь всеми Богами я хочу знать все.
— Хорошо, — альв мягко кивнул и сразу перешел к тому, что касалось недуга, сразившего Элиссу. — Даже за вуалью этого мира, Ашадель не сдалась и создала самое ужасное оружие из когда-либо виденных — Летум, Древо Смерти, оно же фонтан смерти или источник смерти. То самое черное древо, которое видит во сне Элисса. Сущность Летума была прямо противоположной Вите — оно забирало жизнь сильвийцев и одних лишь их. Древо Летум находилось в самом центре горных крепостей цинийцев, что послужило им лучшей защитой от осады. Оно высасывало жизнь из сильвийцев подобравшихся к окрестностям крепости, что сделало невозможным для нас его уничтожение, как и осаду ближайших замков. Любой приближающийся к Летуму, засыпал замертво и уже не просыпался, его жизнь забирало это пагубное древо. Заснувшие, иногда кричали во сне, описывая то, что их притягивает к себе черное древо. — Элориэль выдержал паузу, оценивая, как справляется Леон с тем, что только что узнал. Глаза юноши блестели от слез и Элориэль не мог винить его в этой слабости, потому, что не считал проявление чувств в подобной ситуации, слабостью.
— Вы говорите, что нужно подобраться к этому черному дереву, так как же так вышло, что моя Элисса попала под его воздействием здесь, в Линденбурге? Где это проклятое дерево сейчас и почему других сильвийцев оно не коснулось?
— Забегая вперед, отвечу — в Затмении, в Линее его нет.
— Тогда как? — почти взмолился Леон, откровенно не понимая, как сухие пальцы этого коварного дерева дотянулись из иного мира, мира из мифов и легенд, в этот и коснулись именно Элиссы.
— Разумеется я объясню, Леон. Вернемся туда, где я остановился, Летуму и горным замкам. Война сильвийцев и цинийцев не утихала. Хотя Летум и защищал территорию последних, как я уже отметил, древо было мечом, а не щитом. В борьбе с нами, цинийцы начали изготавливать наконечники стрел, используя кору Летума, отправлять лазутчиков в наши города дабы те отравляли этой же корой наши колодцы и урожай в полях. Подбрасывали толченую кору в корм животным, которых мы употребляли в пищу. Надо ли говорить о том, что тогда мы вели две войны — с цинийцами и с людьми, в попытке удержать земли империи. Нет сомнения, что сильвийцы были бы полностью истреблены, если бы не вынужденный союз с людьми. Древо смерти смертельно лишь для нас, для других рас оно не представляет угрозы. Мой народ был вынужден заключить мир, по условиям которого сильвийцы сдавали людям все земли империи, включая столицу, впоследствии переименованную людьми в Астэр. За это, люди обещали прекратить войну с сильвийцами и пойти штурмом на горные замки цинийцев, дабы уничтожить Летум. Сделка состоялась. Война с людьми была прекращена, а силы людей брошены на осаду цинийских замков. Все, казалось бы, предрешено — однако сжечь или разрубить древо на куски, людям не удалось. Летум был защищен не иначе как магией самой Ашадель и не поддавался ни мечу, ни огню. Тогда один из человеческих мудрецов, ученый, алхимик и маг, по имени Нидрах, призвал союзника из одних ему ведомых миров, существо немыслимой силы. Оно и разбило основные силы цинийцев. После чего Нидрах запечатал древо в ином мире, так оно навсегда сгинуло из нашего. Как ни прискорбно это признавать, но в Линее осталось несколько его ветвей и небольшие отслоения коры. Долгие годы они хранились в самых надежных сокровищницах нашего народа, однако со временем выяснилось, что их выкрали. Так они и затерялись во времени и вероятно были растащены по всему миру коллекционерами, алхимиками, учеными и магами. Иногда, очень и очень редко, эти останки Летума проявляли себя — сонная болезнь охватывала политически важных сильвийских фигур или мудрейших шаманов, живущих пять и более, эонов. Тогда становилось очевидно, что кто-то использует остатки проверенного оружия против нас. Радовало лишь то, что древа как такового больше нет и его губительная грязь будет смыта водами времени, дай лишь срок. Мне горестно и больно признавать это, но я могу с уверенностью сказать, что ваша возлюбленная угодила в сети Летума, мне искренне жаль. Теперь вы знаете все. — закончив свой рассказ, альв замолчал, с сочувствием глядя на Элиссу.
Во время рассказа альва, Леон поднялся и медленно расхаживал вдоль стены, однако теперь он прислонился спиной к стене и сполз на пол, разбитый вдребезги таким откровением.
— Должен же быть способ? — прошептал рыцарь.
— Если и есть, сильвийцы таковой не нашли, хотя поверьте искали как ничто другое. Поймите, ведь на глазах моих предков гибли их дети, их родители, братья и сестры, засыпая и более не просыпаясь. Я знаю все это и понимаю, потому, что мне рассказывал об этом Баррош, а он застал и пережил появление Летума воочию.
— Как Элисса могла столкнуться с останками этого древа? Как!? Почему она!? И где? — подняв глаза на альва, умоляюще спрашивал Леон.
— Простите, Леон, мне это неизвестно, хотя безусловно, узнать это крайне важно, дабы предупредить опасность. Другие сильвийцы могут оказаться в беде, если в том источнике, каким бы он ни был, есть еще останки проклятого древа.
Леон поднялся, всем весом опираясь на стену, чтобы не упасть, лишь одна она сейчас служила ему опорой. Набрав воздуха в грудь, он задал вопрос голосом, который и сам не узнал, приняв за чужой:
— Сколько у Элиссы времени?
— Когда Летум пребывал в Линее, он убивал погруженных в сон за неделю. Будучи выброшенным в Затмение, древо очевидно утратило интенсивность воздействия и срок увеличился…
— Да скажите же просто сколько!? — выпалил Леон и тут же почувствовал себя глупо. — Простите меня, Элориэль, простите. Я сейчас не в себе и лучше нам прекратить беседу, пока я не упал еще ниже в ваших глазах.
— Я понимаю вас, это вы простите мне мою словоохотливость и столь тяжелые вести. У Элиссы от одного месяца до трех. — такая неточность обусловлена внутренний силой альва, тем как он будет сопротивляться древу.