Чэнси
Шрифт:
Мы ехали через чудный край, однако застали его в печальную пору. Листья черного дуба пожелтели и высохли, лишь последние из них продолжали цепляться за ветви, несмотря на ветер и дождь. След был свежий, и мы скакали с оружием наготове, в любой момент ожидая беды.
Головная боль моя притупилась, но к вечеру становилась сильней. Однако я никогда не потакал своим слабостям и считал, что лучше быть на ногах и при деле.
Почти каждый день теперь мы видели другие стада или пыль, которую они поднимали, но старались уклоняться от встреч с ними. По возможности держались низин. По мере продвижения вперед рельеф становился все более плоским, так что скрываться становилось труднее, и не только нам. Четверо всадников, преследовавшие наше стадо, тоже должны были держаться от него как можно дальше.
До Абилина оставалось рукой подать. Мы все ближе подходили к городу, приближая тем самым день, когда все наши проблемы встанут перед нами во весь рост.
— Тебе не стоит браться за карты, — предупредил я Джима, — это моя игра.
Он помолчал какое-то время, потом спросил:
— У тебя есть родственники, Отис Том?
— Где-то есть. Но я с ними никогда не встречался. Есть еще одна девушка, к которой я привязался, но она не для меня. Мне нечего ей предложить. Так что едва ли у меня есть близкие.
— Вот и я такой же.
После этого мы легли спать. Какое-то время я смотрел на звезды и размышлял, а потом спросил Джима:
— Ты умеешь читать?
— Конечно, — ответил он. — Меня научил один миссионер. Фактически я восемь лет учился в хорошей школе.
Ну да. Я как-то не думал о том, что есть грамотные индейцы. А ведь слыхал, что до того, как Джексон и Ван Бурен note 6 выгнали чероки на запад, те имели даже свои газеты, издаваемые на их собственном языке, письменность для которого придумал Секвойя note 7 . Моравские миссионеры, люди как правило образованные, с незапамятных времен много работали среди индейцев.
Note6
Джексон; Ван Бурен — бывшие президенты США.
Note7
Секвойя (1770-1843) — ученый индеец из племени чероки.
Так получилось, что Джим, если уж на то пошло, стал моим первым другом. А человек может считать, что ему здорово повезло в жизни, если у него есть хотя бы один настоящий друг,
Он учился гораздо больше меня и скорее всего имел хороших учителей. Для меня ходить в школу означало каждый день ездить через перевал верхом на коне. Так продолжалось лет пять или шесть. Но отец многому научил меня дома, поскольку сам любил читать.
В те годы на Западе можно было часто встретить образованных людей, и вечерами, сидя в салуне или в бараке, я часто слушал разговоры о других городах и странах, о войнах и вооружении, о писателях, музыкантах и много еще о чем.
Так я лежал и мечтал. Если продам свой скот в Абилине и оплачу расписку, то куплю себе хорошую одежду, и у меня будет время почитать о разных интересных вещах, про которые говорят люди. И как-нибудь вечером я тоже смогу принять участие в беседе и вставить слово-другое. Об этом стоило подумать.
Глава 4
До Абилина оставалось пятнадцать миль. То и дело нам попадались огороженные и засеянные участки, на тучной траве которых пасся скот. Мы насчитали шесть-семь крупных стад и полдюжины мелких.
На фермах стояли загоны и амбары с односкатными крышами, по большей части саманные, однако кое-где встречались каркасные постройки из привозного леса. Возле некоторых домов росли цветы и деревья, но большинство жилищ выглядело уныло и не имело каких-либо декоративных излишеств.
Сам по себе Абилин оказался небольшим городком, над которым возвышался «Дом Погонщика», хорошая гостиница, в которой подавали отличные вина, виски и сигареты. Это заведение построил Джо Мак-Кой, предвидевший развитие скототорговли. Но потом его постигла неудача, и он почти все потерял.
Еще там размещались земельная контора Генри и «Метрополитэн-отель» — двухэтажные кирпичные здания. А на другой стороне улицы находился банк. Прямо возле дощатого тротуара рядом с земельной конторой у колодца мы остановились и оглядели улицу. Сначала напился Джим, потом взял оловянный черпак и я.
— Думаешь, они здесь? — спросил он.
— Кто-то из них останется сторожить стадо, но остальные обязательно придут в город. — Я вытер губы ладонью. — Хочу получить назад свою шляпу.
— Ты только поосторожней, — предупредил Джим. — Знаешь, кто здесь шериф?
— Нет.
— Билл Хикок… Дикий Билл.
Все знали Билла Хикока. Высокий, приятной наружности, во время Гражданской войны он служил снайпером и лазутчиком, а также работал на почтовой перевозке. Это Билл убил Дейва Тутта и еще нескольких знаменитых бандитов. Никто не сомневался в его умении обращаться с оружием.
Если вы прибыли в город по своим личным делам, у вас не будет проблем. Говорили, что Хикок сам живет и другим не мешает. Только не надо затевать драк, а главное — поменьше трепать языком о том, что вы классно владеете револьвером и что весь город скоро за пояс заткнете.
— Я не хочу неприятностей, — заявил я, — и меньше всего с ним.
Мы умылись из корыта возле конюшни, слушая Эда Гейлорда, человека дружелюбного и осведомленного.
— Вы прибыли со стадом? — спросил он.
— Мы гнали скот, но по дороге я угодил в засаду, чуть не погиб, — объяснил я. — Теперь ищу стадо, которое пригнал Ной Гейтс.
— Они прибыли вчера вечером, — сообщил Гейлорд. Он знал все.
Джим завел наших лошадей в стойло. Гейлорд кивнул в его сторону:
— Похож на индейца.
— Шауни, — пояснил я, — раньше был разведчиком в армии. Хороший скотовод и отличный парень.
— Ничего не имею против, — миролюбиво ответил Гейлорд. — Просто обратил внимание.
— Пусть люди знают, — сказал я негромко, — что он со мной.
— А сам-то ты кто? — Гейлорд окинул меня внимательным взглядом. — Считается, что я должен знать тебя?
— Мистер Гейлорд, — ответил я, — нет причины, по которой вы могли бы меня знать. Если бы вы спросили, хорошо ли я владею оружием, я бы честно сказал вам, что не хуже других. Но я не намерен искать себе место в жизни подобным образом. Я хочу покупать и продавать скот или землю. Я сказал, что сейчас нет причины, по которой вы могли бы меня знать. Но дайте мне лет пять — десять и потом задайте тот же вопрос — люди посмеются над вами.