Чердаклы
Шрифт:
Он выкатывает из магазина две пустые тележки и шагает в обратном направлении. Сначала он укладывает в тележку Тату, с ней приходится повозиться – он никак не может придать ей подходящую позу. С блондинкой проще – она как-то сразу вписывается. Он невольно сравнивает их, они в чем-то похожи, но и сильно разнятся. Одна вся беленькая, миниатюрная, другая – пухлая черная куколка. Обе – с поднятыми в испуге руками, обе с согнутыми коленками и свисающими из тележки ногами, обе – с задранными юбками, из-под которых выглядывали трусы; у одной – черные, у другой – белые. Ему кажется, что он уже встречался с этой светловолосой барышней, причем – недавно. Заколдованный, замурованный… Да,
Он поднимает и зачем-то кидает вниз одной из тележек ворону, валяющуюся рядом с таксистом. Разворачивает тележки так, чтобы дамы ехали ногами вперед и ему не было бы видно их трусов. Он катит тележки по обе стороны от себя по велосипедной дорожке в направлении города, не задумываясь, куда он их везет, а главное – зачем. Дорожка отличается неровностями, его пассажирок трясет, и он слегка беспокоится, не травмирует ли он барышень, конечно же, для травмы больше подходит Тата.
В ней, в его Тате, до сих пор сохранилась детская вера в чудо. Иногда она по привычке требует чуда от Зиновия. Ты должен! Он подбрасывает ей небольшими порциями деньги, она их берет, оправдывая это тем, что инвестиции со временем вернутся к нему с немалыми процентами. Это выгодные вложения. Он не спорит.
Он двигается, разглядывая пейзаж по сторонам, выбирается из-за полосы деревьев, впереди – сплошные проплешины, покрытые зеленой щетиной и одинокими обгорелыми соснами, – несколько лет назад здесь бушевал страшный лесной пожар, вдоль дороги валяются обгорелые чурки, сучья, кое-где возвышаются пирамиды ободранных бревен.
Он шагает по дорожке, толкая обе тележки одной рукой, а во второй держит книгу и на ходу читает Бунина, отрываясь время от времени от чтения, корректируя курс и разглядывая задранные к небу голые женские ноги.
Возле автовокзала он замечает рекламу проката велосипедов – надо запомнить, пригодится. Рекламные щиты, плакат, не убранный после недавних выборов. Поворачивает на Ленинградскую, пытаясь-таки сообразить: куда он везет прекрасных дам. К себе домой? Наверное, им будет это непонятно, а возможно, и неприятно, если они очнутся в его квартире. Он прячет Бунина в карман и чуть убыстряет ход. Возле театра «Колесо» еще один предвыборный плакат самокатчиков – жук-скарабей на фоне восходящего солнца. Рядом золотые буквы НСР под мудрым ликом Рукокрылого и чей-то грубый росчерк: насрать!
Перед Домом быта – рынок. На этом месте у него рефлекторно возникают желудочные спазмы и выделяется кислятина во рту. Каждый раз, проходя через мясные ряды, готовясь к встрече с Татой, не мог он смотреть на прилавки без содрогания. Горы мяса, которое еще вчера было живым. Тот, кто сотворил таким этот мир, садист и циник. Он разве не мог придумать по-другому?
Вот перед тобой две еще теплые куклы, не совсем живые, но и не окончательно мертвые. Ты же мечтал об этом. Ни та, ни другая возражать не станут, не будут ставить условия, не будут говорить ты должен, или – что дальше. Ты можешь вести себя с ними как угодно – быть чуть живым трупом, еле шевелиться, или напротив – бешеным зверем – что больше подойдет тебе в этот момент. Никто не выскажет недовольства, и не будет чувства вины или страха, что ты не слишком хорош для кого-то из них. Не будут звучать арфы. Разве это проблема? Внутри тебя что-нибудь все-таки будет звучать. Не без этого. Какой-нибудь Sex on the beach…
Он бы сейчас предпочел миниатюрную
Надо бы об этом написать. Иногда казалось, он может многое. С детства писательство для него было тем божественным ремеслом, ради которого стоило жить. Тогда, в детстве, когда он описывал свое первое опьянение, мерзкий сивушный запах, свое бледное лицо в зеркале, усыпанное пылающими прыщами, описание было точным, емким, беспроигрышным. Это было гениально! Он испытывал изумление и растерянность. И надежду, и радость. Слова казались свежими, не употребленными доселе никем…
От Дома быта он сворачивает на Карла Маркса. С крыльца «Флинта» пожилая официантка в матроске мощным броском швыряет на мостовую подгулявшего хипстера; лицо у бедолаги застыло в сантиметре от изрытого асфальта, рот перекошен ужасом.
Останавливает тележки возле салона ЭРОСам 18+… На дверях начертана предупреждающая надпись: вход только при наличии денег или банковских карт. В окне торчит свирепая рожа охранника. С противоположной стороны улицы, из окон пиццерии на него осуждающе смотрят пять одинаковых Тимуров Мосолаповых с золотыми скарабеями и надписью «Катит Сам!»
Зиновий поднимается по ступенькам, переступает порог, оглядывается. Уютное местечко! Пахнет лавандой, зеленым чаем и сдобными булочками. Ой-ля! У продавщиц-консультантов на лицах застыло радушие. Здесь девушек никто не обидит. Он сваливает с полок мастурбаторы, вибраторы, вагины. Подпирает коробками двери, выходит, спускается, вытаскивает из тележки сначала Дашу, потом Тату, поочередно заносит в салон. Устраивает их поудобнее, подтыкая под бока мягкие розовые симулякры, приставляет к полке резиновую куклу: присматривай за ними, Ребекка!..
На прощание еще раз пытается одернуть им юбки – сначала брюнетке, потом блондинке… Машет рукой и направляется к выходу. Заколдованный, зачипованный…
Глава XV. 7 августа, день продолжается
… … … … … … … …. … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … голова с кокардой:
Ресурсы сверхтвердых алмазов, содержащиеся в породах Попигайской астроблемы, на порядок превышают все разведанные мировые запасы. Речь идет о триллионах карат, для сравнения – сегодня разведанные запасы месторождений Якутии оценивают в миллиард карат. Нигде в мире импактиты с такими свойствами до сих пор не обнаружены. Это позволяет экспертам говорить об их внеземном происхождении и о том, что Россия становится монопольным обладателем неограниченных запасов уникального сырья, востребованного в сфере передовых технологий…
… … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … ….
Зиновий Давыдов
Зина натягивает на ноги безразмерные кирзовые сапоги – раньше он часто катался в них на велосипеде в осеннюю распутицу, пока однажды не въехал на пустыре в кучу свежего собачьего дерьма. Он бросил тогда велосипед в зарослях бурьяна и пешком отправился домой. Теперь у него нет велосипеда, но кирзовые сапоги сохранились.