Череп грифона
Шрифт:
— Оба слишком распускают языки. А этот, — племянник Антигона уставился на Менедема, — еще и таращится куда не надо. Но, — неохотно добавил он, — они и вправду хорошо управляются с судном.
— У родосцев есть к этому талант. Должно быть, потому, что они островитяне, — проговорил Птолемей.
Вошли двое служителей, неся большие кожаные мешки. Когда они положили свою ношу перед Соклеем, в мешках звякнуло.
Глаза Птолемея сверкнули.
— Здесь ваше вознаграждение. Полагаю, вы не захотите сосчитать и взвесить монеты, чтобы убедиться, что я вас не обманул.
— Нет,
— Вот видите, я же говорил! — прогрохотал Полемей.
— В том, что человек заботится о своих делах, нет ничего оскорбительного, — сказал Птолемей. Он указал на северо-восток, туда, где находился Галикарнас. — А у нас с тобой есть кое-какие дела, связанные с Антигоном.
— О да, — согласился вероломный племянник Антигона. — Но лучше не говорить о делах там, где эти парни могут услышать. — Он указал на Соклея и Менедема, как будто те были частью меблировки и ничего не понимали.
Соклею захотелось ощетиниться, но он не мог позволить себе выказать гнев. Однако его двоюродный брат не стерпел, огрызнувшись:
— Ты доверял нам достаточно, чтобы позволить себя сюда привезти. Почему же ты думаешь, что мы вдруг превратились в шпионов Антигона, едва нашли в гавани место для стоянки?
Полемей рывком вскочил на ноги.
— Я сыт по горло твоей дерзостью, ты, смазливый маленький катамит, и…
— Довольно! — Низкий, сердитый окрик Птолемея без усилий перекрыл все другие голоса в комнате. — Родосец задал честный вопрос.
— Он привез меня сюда за плату. — Полемей указал на кожаные мешки, полные монет. — Если мой дядя даст ему серебро, он все ему расскажет.
— А что он сможет рассказать? Что ты здесь? — Птолемей пожал плечами. — Антигон и так узнает об этом завтра в то же самое время. Он держит здесь своих людей, как и я держу осведомителей на материке. Не одна, так другая лодка ускользнет с Коса и доставит ему новости. Тут уж ничего не поделаешь.
Племянник Антигона нахмурился. Он, без сомнения, не любил, чтобы с ним не соглашались или пререкались. Будучи человеком высокородным, Полемей нечасто сталкивался с подобным поведением, а когда сталкивался, мог почти всегда не обращать на это внимания. Но он не мог игнорировать Птолемея, пребывая в цитадели правителя Египта.
— Что ж, тогда… прекрасно, — сказал он, даже не скрывая своего неудовольствия. — В таком случае расскажи им все, почему бы и нет?
— Я вовсе не собираюсь им ничего такого рассказывать, — ответил Птолемей. — Я лишь заметил, что ты поступил глупо, оскорбляя родосцев без веской причины. Я так сказал и повторяю это.
Если бы взгляды могли убивать, Птолемей был бы уже мертв, а рядом с ним на полу лежали бы бездыханные Соклей и Менедем. Соклею больше всего хотелось задержаться и послушать, как пререкаются два выдающихся человека: если это не сырье, из которого делается история, что же тогда является таким сырьем?
Но в то же время Соклей не хотел, чтобы Полемей еще больше разозлился на них с Менедемом, равно как и не хотел сердить Птолемея, злоупотребляя его гостеприимством. Поэтому он нехотя
— Мы, пожалуй, лучше вернемся на «Афродиту».
— Хорошая идея, — одобрил Птолемей. — И вы, вероятно, хотите получить эскорт. Я бы на вашем месте побоялся идти без охраны по улицам с таким множеством серебра.
— Благодарю, господин… Да, ты прав, — ответил Соклей. — И если бы я мог переговорить с твоим управляющим насчет вина…
— Конечно. — Птолемей отдал несколько четких приказов.
Один из рабов вышел, наверное, чтобы переговорить с оставшимися снаружи воинами. Другой провел родосцев во двор, где их встретил управляющий — пухлый, суетливый коротышка по имени Клеоним, знавший все о косских виноторговцах. Соклей узнал у него все необходимое и покинул резиденцию Птолемея.
К тому времени, как они вернулись на «Афродиту», Соклей понял, что тащить двадцать мин серебра по улицам Коса нелегко не только из-за риска подвергнуться ограблению. Его руки как будто стали на ладонь длиннее, чем были в начале пути. Менедем, похоже, чувствовал себя не лучше. Серебряные монеты казались даже тяжелее, чем весил бы, скажем, связанный поросенок того же объема, что и мешок.
Воины двинулись обратно к обиталищу Птолемея, и тогда Соклей проговорил:
— Что ж, теперь я знаю, почему в племянника Антигона невольно влюбляются повсюду, где бы он ни появился, а ты?
— Да, он на редкость очаровательный парень, — согласился Менедем.
Теперь они могли говорить о Полемее что угодно: ведь его больше не было на борту «Афродиты». Соклей был бы доволен еще больше, если бы вообще никогда с ним не повстречался. Но все-таки они заработали на Полемее.
Едва очутившись на борту акатоса, братья засунули мешки с серебром в тесное место под палубой юта, откуда грабителям — или тому нечистому на руку моряку, который мог затесаться в их команду, — было бы труднее всего украсть деньги.
Вынырнув из тайника, Соклей сказал:
— А теперь мы сможем сделать то, что должны были сделать, когда оставили Кос в прошлый раз.
— И что же это такое, почтеннейший? — невинно спросил Менедем. — Муштровать команду сильнее обычного, обучая людей, как надо уходить от пиратов и как следует сражаться с ними, если не удастся уйти? Ты, без сомнения, прав.
Соклей, к счастью, больше не держал в руках мешок с пятью минами серебра. В противном случае он мог бы попытаться размозжить двоюродному брату голову. Но поскольку мешка у него в руках не было, он улыбнулся Менедему волчьей улыбкой.
— Конечно, мы можем заняться и этим тоже, — сказал он, — по пути в Афины.
Но как бы сильно того ни хотелось Соклею, «Афродита» не отправилась в Афины немедленно. Во-первых, Менедем сдержал данное команде обещание позволить морякам пару дней покутить на Косе в награду за тяжелую работу, которую они проделали, гребя в штиль на восток от Китноса. А во-вторых…
Менедем с усмешкой смотрел на Соклея, шагая рядом с ним по улицам Коса.
— Ты сам виноват, мой дорогой, — сказал он. — Поэтому не имеешь ни малейшего права корчиться и стонать, будто готов обосраться, как Дионис в «Лягушках».