Череп колдуна

Мэйсон Дэвид

– Это почти то же, что я пил ребенком на равнинах, – объявил он. – Хорошие, очень милые люди. Ах… еще?

Пузырящееся над огнем мясо издавало аромат, противиться которому Оуэн был не в силах. Он уселся у костра, обняв колени и неотрывно глядя в яркое пламя. Спустя некоторое время он залез в свой мешок и отыскал там маленькую арфу; пристроив ее на одном колене, он начал подтягивать струны.

Увидев арфу, Феппово племя стало оживленно переговариваться, а один из них приблизился и с опаской

дотронулся до нее. Оуэн улыбнулся ему и тронут струну – человечек в ужасе отпрыгнул.

– Не бойся, друг, – сказал Оуэн. Затем попробовал другую струну. – Я припоминаю песню из того мира, что был в моем сне… Вот послушай.

Он заиграл, и полилась незнакомая, звучавшая еще слегка неуверенно, мелодия, которая, казалось, металась от веселых аккордов до самых трагических. Кайтаю никогда еще не приходилось слышать, чтобы Оуэн играл что-либо подобное, и музыка эта почему-то беспокоила.

– Кажется, у нее есть и слова, – сказал Оуэн, не снимая пальцев со струн, – но я их забыл.

Народ Феппов, казалось, был потрясен. Та женщина, что держала ребенка, попятилась от огня, а другая прикрыла свой рот каким-то странным, словно ритуальным, жестом. Молодой мужчина подался вперед, широко и без выражения раскрыв глаза, будто в опьянении. Он ритмично покачивался и вдруг запел под звуки арфы.

– Он знает слова! – вскрикнул Оуэн, глядя на него во все глаза.

Одетый в шкуру человек пел негромкую, чарующую песнь, слова которой ничем не походили на тот язык, на котором только что говорил его народ. Оуэн аккомпанировал ему, перебирая струны.

– Кии-са, номапи, аб-мен, ахсвела хои, –пел человечек. А Оуэн, продолжая играть, стал подпевать по-другому:

– Где вечная весна, нет зимы, мы идем под знойным солнцем, без конца, вдоль замерзшей реки… где стоят деревья из камня…

Вдруг старейшина племени что-то коротко и хрипло крикнул и ладонью прикрыл поющему рот. Певец вздрогнул и остановился. Он казался очень испуганным.

Оуэн снял руку со струн и тоже прекратил игру.

– Похоже, я чем-то напугал наших маленьких друзей, – сказал он задумчиво. – Как ты думаешь, Кайтай, в чем дело? Чего они так испугались?

– Думаю, они где-то слышали нечто подобное, и… а может, их тоже посещают видения, – отозвался Кайтай. – Где ты узнал эти слова?

– Я вспомнил их, когда он запел, – отвечал Оуэн. – Ах… ну, довольно, довольно. Не можем же мы все время пугать этот замечательный народец, тем более когда над огнем такой чудный кусок мяса. Спрячу-ка я пока что арфу.

Он приподнял клапан дорожного мешка и стал укладывать туда арфу, но тут черная шкатулка скользнула вперед, и уголок ее высунулся из мешка. Заметив это, Оуэн поспешно спрятал его, но люди маленького племени тоже заметили этот уголок и глядели на него с таким выражением, которое не было похоже на простое любопытство.

– Там лежит всего лишь старая кость, – ободряюще заговорил Оуэн. – Понятно? Просто ящичек. Ах, мясо, похоже, уже готово. – Он потянулся вперед, указывая ножиком на мясо, и выразительно облизнулся, подтверждая, что он очень голоден.

Человечки засмеялись, забыв свои страхи, и стали резать мясо, передавая куски гостям.

– Я не стану спрашивать, что это за мясо, – говорил с набитым ртом Оуэн, – а может даже, ктоэто был. – Он со смехом отрезал еще ломоть для Зельзы.

– Похоже, тебе стало лучше, рыжебородый, – сказала цыганка. Не сводя черных глаз с Оуэна, она вцепилась белыми зубами в мясо.

– Это та пища, которой мне не хватало, – весело отозвался он. – Кусок жареного мяса мигом устранит все видения иных миров. Спроси Кайтая – он то и дело постится, чтобы разговаривать со своим небесным медведем. А потом целую неделю сам ходит хмурый, как медведь. А я создан для еды, моя девочка, не для видений. Такая пища просто бесподобна. К ней не хватает только вина.

– И женщин, – добавил Кайтай.

– Не слушай этого желтолицего аскета, детка, – запротестовал Оуэн, – он интересуется не женщинами, а одной только мудростью.

– Ведь могут же быть на свете и мудрые женщины, так что можно получить двойное удовольствие, – обиженно откликнулся Кайтай. – Хотя, по правде сказать, мне такие редко попадались…

– Вот перед тобой мудрая женщина, – сказал Оуэн.

– Но она не моя, – отвечал Кайтай. – Цыганка может принадлежать одному или никому. Верно, Зельза?

Зельза в ответ только улыбнулась.

– Даже сейчас, – продолжал Кайтай, – эта царица табора ткет новое колдовство. Ей не нужно произносить заклинаний, как другим колдунам, – никаких выкриков, взмахов ножами… она молчит, а молчание женщины уже само по себе большая сила. Но ее ворожба действует изнутри. Я уже чую чары цыганской колдуньи.

– У тебя слишком острое чутье, желтолицый, – огрызнулась Зельза, – но ты прав. Мне не нужно произносить вслух заклинания.

– Что же это тогда за ворожба? – заинтересовался Оуэн.

– Ты хочешь отправиться со мной искать ту землю? – спросила Зельза.

– Когда захочешь, – отозвался он. – Но я больше не стану есть те черные ягоды, которые давал мне Кайтай. Они не помогают во второй раз. Я знаю, я пробовал. А какой способ знаешь ты, чтобы попасть туда?

– Увидишь, – отвечала она. – Очень скоро.

– Я же сказал, – проговорил Оуэн, потирая тыльной стороной ладони бороду, – когда захочешь.