Череп со стрелой
Шрифт:
Рина хотела ответить, что калечить знакомых, которые хватают ее сзади, не только не вредно, но даже полезно, но тут ее взгляд случайно упал на водителя, и челюсть застыла в самом нижнем положении. Это был Долбушин, счастливый, как пенсионер, выигравший кофемолку.
— Ты жива! Жива!
— Я-то жива! А ты что здесь делаешь? — строго спросила Рина, все еще кипевшая от досады.
Долбушин ответил, что хотел ее увидеть.
— Вместе с этим? — Рина кивнула на Гамова. — А он откуда взялся?
— Ничего я не собирал! — завопил Гамов.
Долбушин объяснил, что с этим он столкнулся у Белдо, когда приехал вправлять мозги старичку, позволившему Рине участвовать в проверке сводных четверок. Дионисий Тигранович ему не открыл и разговаривал через дверь умирающим голосом.
— Совсем спятил! — брезгливо сказал Долбушин. — Крыльцо разломано! Повсюду кабачковая икра, банки разбитые.
Едва не сломав о его дверь ручку зонта, глава финансового форта спускался по лестнице, а навстречу ему как раз поднимался Гамов, тоже явившийся объясняться с Белдо. После короткой перепалки, едва не приведшей сразу к двум жертвам («скрипач, поэт и гимнаст» отлично стрелял, да и глава финансового форта был не кролик), Гамов с Долбушиным с удивлением осознали, что они союзники и даже в своем роде являются членами общества ринолюбов.
Перед тем как вместе сесть в машину, оба члена общества разом задрали головы. В окне мячиком прыгал обиженный Дионисий Тигранович, плевал в форточку и пытался запустить в них банкой кабачковой икры. Догадываясь, что банок у него много, Долбушин с Гамовым поспешили уехать. И вот они уже на дороге перед Копытово — ждут, пока появится Рина.
— Как вы вообще узнали про сводные четверки? Ну, и что я там была? — спросила Рина.
— Разве это скроешь? — удивился Гамов. — Кое-кто из берсерков решил подзаработать чуток левого псиоса.
По обледеневшей дороге Долбушин доехал до шоссе. Теперь, когда обоим ринолюбам было ясно, что с Риной все в порядке, глава форта и Гамов начинали явно тяготиться друг другом. Их невольный союз нарушался. Так как за рулем был все же Долбушин, совершенству во всех отношениях пришлось заявить о своем настойчивом желании прокатиться на электричке. Когда он вылезал из машины, Рина решила попросить Гамова об услуге:
— Слушай, ты же знаешь, где мы Гавра прячем? Покорми его!
— Чем?
— Вот кастрюля. Чудо, что я ее не потеряла, когда вы меня хватали! — Рина на секунду приоткрыла крышку.
Гамов стал немедленно задыхаться и зажимать нос:
— Что это?
— Да ничего. Рыбка подгорела.
— Это не рыбка!
— А, ну да… У Суповны морозильная камера потекла. Так мы поверх рыбы положили немного тухлой курятины! Покормишь?
Долбушин тронул машину. Дверцу Рине пришлось захлопывать на ходу. Напоследок она глянула в заднее стекло. Гамов стоял с кастрюлькой, держа ее двумя руками, и печально смотрел им вслед.
— И чего ты
— Он на тебя постоянно смотрел.
— А он должен был на тебя смотреть? — парировала Рина. — Нет, я все понимаю! Всякому мужчине неприятно, когда ухаживают за его дочерью. Это все равно что ухаживают за ним.
Глава финансового форта вцепился в руль. Машина вильнула.
— Расслабься! — сказала Рина. — Гамов мне не нравится. Он слишком красивый. Чтобы я его полюбила, ему должны сломать нос. Или… гм… его должен покусать крокодил, чтобы на лице появилось двенадцать швов.
— Ну, крокодила мы где-нибудь найдем! — пообещал Долбушин.
— И еще он должен перебраться в ШНыр и… хм… немного переименоваться.
— И как его будут звать?
— Сашка, — не задумываясь, ответила Рина.
Долбушин, успевший выехать на шоссе, перестроился так резко, что ехавшая рядом машина нервно засигналила.
— Ничего себе езда! Ты нас чуть не угробил! Ты права получал или тебе их подарили?
— Не груби!
— Сам виноват! Ты был не прав, когда в детстве баловал меня и позволял мне на тебя орать! Ты должен был меня постоянно одергивать!
— Давай я дам тебе по голове прямо сейчас! — предложил Долбушин.
— Поздно! Я уже сформировавшаяся личность! — возразила Рина. — А ты, кстати, типичный сухарь! У тебя на лице написано, что кроме кровных уз, соединяющих дочь с отцом, ценность имеют только сухари и патроны!
Долбушин съехал на обочину и остановился. Рина поняла, что обидела его. Странно, что отец вообще воспринимал ее всерьез. Она же девушка! К людям противоположного пола люди всегда относятся снисходительнее. Почти всякий отец легко простит дочери истерику с визгом, но сын даже за малейший хрюк не в кассу получит по лбу. Уж про свой-то пол мы все знаем, тут нас цирком не обманешь.
— Здесь разворот! — сказал Долбушин, не глядя на Рину. — Могу вернуть тебя в ШНыр.
Рина вскинула на него глаза. Она чувствовала грань, когда шутка может перейти в ссору.
— Прости! — сказала она.
— За что «прости»?
— За все. Я иногда думаю об этом. По отношению к своим родителям мы эгоистичные свиньи. Это искупается тем, что наши дети тоже будут по отношению к нам свиньями. Типа ты на кого-то похрюкал, на тебя кто-то похрюкал, и вся цепочка тянется в бесконечность.
Долбушин, как практик, не любил философии:
— Так едем в ШНыр?
Рина мгновение поколебалась:
— Нет. В ШНыр еще успеется. Можешь похитить меня в Москву! Сашке я позвоню, чтобы меня не ждали и не волновались.
— Какой еще Сашка? Друг? — быстро спросил Долбушин.
— Не враг же. Представь, я буду звонить всем врагам и просить их не ждать меня и не волноваться.
— Лучше делать это после двенадцати ночи. Тогда до утра они точно не заснут! — со знанием дела посоветовал Долбушин.