Черепаха без панциря
Шрифт:
– Выбрать все до стебелька!
Смеясь и переговариваясь, семиклассники дружно взялись за работу. Шурка рьяно подкапывал лопатой клубни, а сам украдкой поглядывал на друзей счастливыми глазами. Не замечал, что плечи взмокли, что горят огнем ладони рук.
– Чего это ты все молчишь? - обратилась к нему Маша. - Может, что не так делаем?
Она разогнулась и поправила тыльной стороной ладони прядки волос, завитками спадавшие на лоб и глаза. Корзина возле ее ног была уже наполнена доверху.
Шурка воткнул лопату в землю и взялся за корзину, хотел нести ее один.
–
Картошка не грибы: пока донесли до погреба, запыхались. А спускаться по скользковатым ступенькам еще трудней. Надо было пригибаться, чтобы не задеть головой за балку. Фонарь, который зажег Шурка и повесил где-то внизу, светил тускло. Затхлый воздух отдавал плесенью и землей. Ступеньки ненадежно скрипели под ногами, и Маша, пригибаясь, опиралась свободной рукой о шершавую холодную стену кирпичного фундамента. Она не шла, а сползала, стараясь не подавать вида, что ей тяжело. Шурка чувствовал это и незаметно поддерживал корзину снизу другой рукой, чтобы взять большую тяжесть на себя и хоть как-то помочь Маше. Но из этого, как ему казалось, ничего не получалось, и он ругал себя за то, что согласился помогать девчонке.
"Маша совсем слабенькая, - думал он. - Больше не пущу ее сюда. Пусть лучше помогает там, в огороде. А носить буду с Казиком или с Венькой..."
– Эй, там, на трапе! - послышался вдруг голос сверху. - Дайте ходу пароходу!
И в этот же момент, не обращая внимания на то, что проход все еще занят, по лесенке с полным ведром морковки затопал Венька. Он не спускался, а скатывался вниз, пулеметной дробью отстукивая подбитыми каблуками, словно матрос по трапу во время боевой тревоги.
– Куда ты? Подожди! - запоздало крикнул другу Шурка, пытаясь стянуть с прохода тяжелую корзину с картошкой. Но не успел. Венька со всего разгона налетел на корзину, не удержался на ногах и кувыркнулся через нее вниз головой.
Еще хорошо, что на лету выпустил ведро и успел подстраховаться руками. Опрокинув корзину, он растянулся на земляном полу. Сверху на него градом посыпались морковка и картошка. Клубни лупили по голове, по плечам и спине.
Маша отшатнулась в сторону и приникла к Шурке. Тот обхватил ее за плечи, а сам прижался спиной к стене, чтобы хоть как-нибудь удержаться на лесенке и не загреметь вслед за Венькой.
Наконец все стихло. Венька шевельнулся, подобрал под себя ноги и сел. Пощупал голову, покачал ею, стряхивая с волос песок и пыль.
– Ух ты! - громко выдохнул он и вытер рукавом нос. - Кажется, жив курилка.
– Жив! Жив! - радостно хлопнула в ладоши Маша.
Она сбежала по лесенке вниз к Веньке, начала сбивать пыль с его спортивной куртки, озабоченно допытываться, не сильно ли он ударился, не болит ли где.
Шурка смотрел на Машу и с сожалением думал: почему не он на месте Кривого Зуба. Удивлялся, откуда у девочки появился в руках гребешок, которым она причесывала Венькин чуб.
А Маша все повторяла:
– Терпи, курилка, терпи, пароход. Будешь в следующий раз знать, как форсить.
...Часа через два с Шуркиным огородом все было покончено. Картошку, морковь и бураки выбрали и снесли в погреб. Осталось только привести в порядок лук.
Веньку в погреб больше не пускали, потому что он немного прихрамывал. Но, как показалось Казику, не оттого, что действительно болела нога, а просто прикидывался, чтобы выглядеть перед девчонками героем, особенно перед Машей. Многие удивлялись, как это ему удалось после такого сальто-мортале не набить шишки на лбу.
– Уметь надо, - важничал Венька и уже в который раз повторял, что он приземлился на пол, как на спортивный мат. - Видали, как прыгают через "коня"? Вот точно такой же номер у меня получился и с корзиной.
– А-а... - заметил кто-то, - так ты, значит, номера откалывал?
– Какие еще номера? - огрызнулся Венька, понимая, что его разыгрывают. - Если б не зацепился за эту чертову корзину, все бы обошлось нормально.
Сам же тайком от ребят почесывал затылок, где вскочила ладная шишка след "поцелуя" увесистой картошины. Однако Венька не печалился. Придумывал, что бы такое смешное отмочить, как Казик с кастрюлей и поварешкой.
Шурка сказал, чтобы лук не сносили в погреб. Его надо было просушить на солнце, а затем сплести в вязанки. Вот тут-то Веньке и пришла в голову новая мысль. Он предложил:
– Пока вы будете убирать картофельную ботву, я лук в ведра соберу. А потом сплетем в вязанки. Шпагат у тебя есть?
– Может, я с этим уж как-нибудь сам справлюсь? - несмело заметил Шурка.
– Нет, нет, - возразил Венька. - Давай без хвостов. Сказано - сделано. Нам раз плюнуть!
Пока девчонки и мальчишки сгребали подсохшую ботву и сносили в кучу разный мусор, Венька незаметно разрубил лопатой несколько луковиц и, зажмурив глаза, быстренько натер ими внутренние стенки ведер. И даже сам удивился, когда заглянул снова в ведра, - так они теперь блестели. В нос ударил такой въедливый запах, что Венька едва сдержал слезы.
"Вот смеху-то будет!" - радовался он, хватая ртом свежий воздух.
Собирая лук, Венька не подходил близко к ведрам. Бросал в них луковицы издали, время от времени с затаенной усмешкой поглядывал на девчонок, суетившихся поблизости. У них были свои заботы. И только когда услышал, как Маша запела "Бульбу", Венька понял, что они собирались делать. Подхватил ведра и со всех ног, забыв о том, что должен хромать, бросился к веранде. Там поставил ведра под плетеный столик и побежал обратно, напевая вместе со всеми:
Бульбу варят, бульбу жарят, бульбу печеной едят!
Казик уже помогал Шурке раскладывать посреди огорода костер. Подкладывал мелкие щепочки, солому, сухой бурьян.
Огонь разгорался нехотя, затухал и снова вспыхивал неверными красноватыми язычками. Казик, став на четвереньки, раздувал его, злился, что плохо разгорается. Глаза у него слезились от тяжелого желтоватого дыма, но он не отступался.
– Подожди, - встрепенулся Шурка, - сейчас керосину принесу.
– Зачем! Без него обойдемся. Готовь лучше бульбочку да найди какую-нибудь жестянку.