Через бури
Шрифт:
На столе Берия громко зазвонил, казалось, запрыгал красный телефон.
— Он! Его время! — воскликнул Берия. Держа недопитую бутылку в одной руке, другой осторожно снял трубку: — Слушаю, товарищ Сталин. Все так, как было намечено, Иосиф Виссарионович. Взяли при большом стечении публики. Полный аншлаг. Реалистично, правдиво до последней степени, как завещал Станиславский. Думаю, что за сыгранную роль он в свою труппу взял бы. Как Туполев? В полном порядке. Уже несколько часов мой гость. Мы с ним ваше любимое кахетинское выпили, за ваше здоровье! Я горло смочил, он справедливый свой гнев смиряет. Ведь работать вместе придется. Ваше задание ему передал. Хотите сами
— Здравствуйте, Иосиф Виссарионович. Спасибо… Ничего. Так… сердечко напоминает порой о своем существовании… Я тоже думаю, что санаторный режим в сосновом лесу ему на пользу. Ведь у меня целитель волшебный… Нет, нет! Его не надо забирать, да еще вместе с клиникой. Это моя работа — замечательный жизненный стимул. Потому настроение на работе бодрое и ко дну не иду. И если б не сегодняшний спектакль, седины бы меньше было… Да, да, Лаврентий Павлович, Абакумов все объяснили… Ну, что сказать, товарищ Сталин… Продумать надо. Задание неимоверной трудности. Нигде в мире ничего подобного нет. Это ведь не чкаловский перелет в Америку. Вернуться надо, и без дозаправки. Немцы не заправщиками встретят, а «мессершмидтами». Конечно, вы правы, голова дана, чтобы думать, а не унитаз заполнять… Как я понимаю, у меня только один выбор: или Псевдолефортово или Лефортово. Мечта у меня есть, теоретически выполнимая. Сверхзвуковую скорость превзойти… Буду рад, товарищ Сталин, если позвоните из Москвы… Непременно выпью за ваше здоровье.
Берия, сняв пенсе, откинулся на спинку кресла и, приоткрыв рот с золотыми зубами, спал. Проснулся мгновенно и его неприятно пронзительные глаза, вновь прикрытые стеклами пенсне, словно и не спали.
Званцев у переезда близ Северянина не выехал на Ярославское шоссе, а свернул в Лось. Решил переночевать сегодня на даче у стариков. Самому прийти в себя и рассказать им, конечно, не о Берия, а о своем новом назначении.
Глава четвертая. ИСХОД
Сгустились тучей облака.
Спешит, бежит людей река.
Работа на заводике в Самарском переулке, бывших механических мастерских, размещенных в старых конюшнях, закипела. Нарочные привозили из Перловки эскизы деталей разобранного по приказу Званцева самостоятельно бегающего заднего моста полуторки, чтобы не конструировать его снова, а делать копии действующего образца.
Уже несколько готовых танкеток стояло в тесном дворике завода, но их не забирали. Наконец из штаба военного округа пришло предписание погрузить станочное оборудование и готовые изделия на подготовленные в Перловке грузовики и не позднее 16 октября 1941 года начать движение по Горьковскому шоссе к городу Коврову, где оставить бригаду для продолжения работ. Далее передислоцироваться на Волгу, в Горький, и организовать там производство танкеток.
Саша передал приказ Иосифьяну. Тот покачал головой.
С горечью смотрели друзья, как грузили только что укрепленные на фундаменте и опять снятые с него станки, как укрывали брезентом поставленные в кузове на ребро танкетки.
Зеленая «эмка» с директором и главным инженером возглавляла автоколонну. В последней полуторке с танкетками сидел рядом с шофером старший политрук Жаров, а в кузове, укрывшись брезентом, — ветераны Званцевской группы. Им уже не надо было возвращаться ни в Перловку, ни под Серпухов в расформированный 39-й запасный саперный батальон. Теперь уже майор Зимин ждал нового назначения. Поразившись успехам Званцева и прочтя решение ГКО о создании под его командованием специального
Улицы Москвы были неузнаваемы. Люди толпами бежали из города, страшась зверств гитлеровцев. Говорили, что Гитлер хочет стереть с карты мира Москву, куда так стремился, чтобы принять парад своих доблестных войск на Красной площади с «мечетью» (храмом Василия Блаженного), так и не снесенной, по замыслу бежавшего из русской столицы Наполеона. На проезжих частях улиц валялись непосильные для дальнего пути чемоданы или детские коляски без колес, отвалившихся, не выдержавших веса захваченного скарба. Детей вели за руки или несли на руках. Они плакали и жаловались на усталость. Старушка несла вверх «ногами» дорогую ей икону. Седые, в белых шапочках вместо пилоток старики-санитары, впрягшись парой, везли тележку с забинтованными солдатами. Там и тут, подозрительно оглядываясь, шныряли отставшие от своих частей солдаты, и даже офицеры. Над уходящей толпой висел гул нестройных голосов. Но четко выделялся знакомый голос радиодиктора. Вместо фронтовой сводки он передавал результаты седьмого тура чемпионата Москвы по шахматам:
— Во встрече двух лидеров мастер Евгений Загорянский получил подавляющее преимущество против прошлогоднего чемпиона Василия Панова. Мастер Петр Романовский… — передача прервалась, и тот же голос возвестил: — Через несколько минут слушайте сообщение «В последний час».
В воздухе крутились и планировали в ноги бредущим какие-то бумажки с текстом отпечатанным на бланках.
— Не многие вернутся с поля боя, — процитировал Иосифьян.
— Но вернутся обязательно! Не отдадим Москвы! — заверил Званцев.
Перед отъездом с завода к комбату и директору явился парламентарий от солдат и рабочих.
— Разрешите обратиться, товарищ комбат?
— Докладывайте, сержант Курганов. Что там у вас?
— Так что, товарищ комбат, ребята решили партизанский отряд в Москве образовать. Командиром вас, товарищ комбат, выбрали. Производство танкеток скоро не возобновить, а здесь драться уже завтра надобно. Каждый человек, каждая винтовка на счету. Укроемся в Лосиноостровском заповеднике. Там в гуще и нынче лоси водятся, и нам грешным место найдется. Мы рядком устроимся и набеги на немцев делать будем беспощадные. Базы их и штабы разные взрывать станем. Наши старички-рабочие, кого в армию не взяли, разведчиками будут, девчонки заводские связистками послужат. Дайте «добро», товарищ военинженер. А то немцы завод наш на свои нужды работать заставят. Лес заповедный на Перловку выходит, на полянку нашей ремонтной базы. Там кое-что осталось. Бабы с окрестных деревень жратву приносить будут.
— Ладно скроено, без швов. А ты, танкист, не только мастер на все руки, но и речи держать мастак. И кто это все так ловко придумал, что глупым немцам невдомек будет?
— Да все я, товарищ комбат. Вы уж извините, ежели что не так.
— Поймите, вы оба! Я и все, кто с тридцать девятого года в армии. Мы не находимся в окружении или в безвыходном положении, когда помочь Родине можно, только уйдя в1 лес к партизанам. Получен приказ, учитывающий общую обстановку. Его невыполнение грозит директору административным взысканием, а комбату — трибуналом и расстрелом. Разговор окончен. Выполняйте приказ.
И приказ был выполнен. Автоколонна двигалась по Горьковскому шоссе, следом за такими же автоколоннами заводов, покидающих столицу.
— Саша, мы должны вернуться, и вернуться первыми. Притом немедленно, навстречу беженскому потоку, чтобы развернуться в полупустой Москве. Мы должны возникнуть, как феникс из пепла. Мы с тобой завод-институт создадим для нужд фронта. Лучшие научные силы привлечем. Я знаю, где их найти, — Иосифьян выжидающе посмотрел на Званцева.
— А приказ? А трибунал?