Через бури
Шрифт:
— Геологом стану. Золотишко найду. Надо же фамилию свою оправдать, — уверенно говорил он.
С крючковатым носом, со стрижеными темными волосами он произвел на Таню неприятное впечатление, и она брезгливо подумала: «По-русски золотарь — не золотодобытчик, а возчик нечистот!» Но промолчала.
— Ты на практику? Ничего, задержишься, — самонадеянно продолжал Пашка. — Поможешь с приемными. Шпаргалки подготовишь.
— Я рад тебе, Паша. На практику я и правда задержусь, но по другой причине.
— По какой же? — насупился Пашка. — Другу не помочь?
— Видишь
— Шутишь?
— Женюсь на днях. Вот на ней, на Тане Давидович.
— На Давидович? — повторил Золотарев, морщась.
До Тани мгновенно дошел оскорбительный смысл его возгласа.
— Вы ошибаетесь, верный друг Золотарев. Это не еврейская, а белорусская дворянская фамилия. И я с ней закончу институт.
— Прошу смиреннейше прощения у вашего благородия пани, заканчивающей пролетарский институт! Когда позволите принести молодоженам свои поздравления?
У Тани не было причин сердиться на Пашу:
— Если Вася и Нина пойдут с той же целью с нами и ничего не будут иметь против, то, как друг Шурика, можете заглянуть к нам вечером двадцать пятого дня пятого месяца двадцать пятого года.
Золотарев церемонно раскланялся и ушел.
Явился он точно в назначенное время, совершенно преобразившимся. В непривычном для студентов нарядном черном костюме, в ослепительно белой сорочке с галстуком-бабочкой. На плечи спускались смоляные красивые локоны конечно же парика.
— Я — поэт, и в таком виде являюсь на свадьбы. Светом божественного Олимпа поздравляю две, нет! три пары молодоженов! Счастья вам и всех зачетов. Я тут рискнул написать по этому поводу стихи на старую студенческую песню: «Из страны, страны далекой». Надеюсь, все знают ее?
— Очень мило спеть на нашей общей свадьбе знакомую песню на новый лад. Мы всегда ее поем, — обрадовалась Катя.
— Но почему. Паша, вы вырядились в «падшего ангела»? — спросила Таня. — В честь лермонтовского Демона? Врубель его не таким представлял.
— Увы, меня на свадьбы не Врубель выпускает. К тому же Демон падал с неба не один. Представьте только нас с ним падающими рядом с дождевых туч кувырком. Даже забавно! С тех пор и говорят во Франции: «Дождит лягушками!» Считайте — черным лягушонком, им я и был первые тысячелетия. Мы с Демоном забрались на Олимп, к древним богам. Демон, падкий до женщин, занялся атмосферным электричеством, а меня сделал богом новобрачных, Гименеем. От Олимпа остались одни игры, а я скитаюсь по свадьбам.
— А он, оказывается, славный парень, — тихо сказала Таня Шурику. — Шутник, и остроумный.
— Всегда голодный, — шепнул Шурик. — Их на небе, наверное, не кормили за непослушание.
Прошу всех за стол. Тебе сюда, на дирижерское место, бог Гименей. Где твои стихи? — распоряжалась Катя. — Петь будем.
Пашка достал из бокового кармана несколько аккуратно сложенных листков с переписанным его творением, сам занял указанное ему место. Шурик отыскал в своей сумке бутылку шампанского, приобретенную в Надеждинске на рационализаторскую премию:
— Бывает коньяк
— Почему скрывал? — недовольно спросила Таня.
— Хвастуном-изобретателем не хотелось выглядеть. Откуда да как? Подумаешь, четыре отверстия за один проход!
— Ягненок! — ласково сказала Таня. — Как людьми командовать будешь? — и покачала головой.
Шурик смущенно молчал, а Пашка взял на себя роль тамады:
— Уникальная свадьба! Шесть молодоженов и один гость, с небес свалившийся, и никого из взрослых.
— Наши все разъехались. Кто домой, кто на практику, — оправдывалась Таня.
— Подождите, — воскликнула Катя, — найду взрослую. Сама Клеопатра будет с нами!
— О! — подхватил Пашка. — Первая женщина мира, царица Египта и всех мужских сердец, и рядом с поэтом, поющим ей!
Катя распахнула дверь и застыла в изумлении.
Перед нею стояла толстая дама в отделанной золотом тунике, с драгоценной диадемой на темно каштановом парике, со сморщенным лицом старой женщины:
— Простите, Клеопатра не лишняя ли здесь?
— Клеопатра Петровна! Так я ж за вами и шла! А вы уже в таком наряде! Царица на пиру рабов…
— Билетерше в театральной костюмерной поверили. Жаль, без Антония. Я и римские доспехи захватила.
— Я заменю вам его, несравненная Клеопатра, — подскочил к ней весь в черном Пашка. — И буду обожать вас с не меньшим жаром и самоотверженностью, чем он.
— Что вы, молодой человек! Мой сын такой длинноногий.
— Тогда, прошу вас, царица, займите трон во главе стола. Я буду стоять у вашего пленительного плеча.
— А мы будем петь, — объявила Катя и запела по бумажке:
Из краев, краев далеких, От сибирских рек глубоких Для премудрого труда Собрались мы все сюда. Мы, студенты свято верим: Завтра выйдем в инженеры! Мы, студенты, свято верим Завтра выйдем в инженеры! Вспомнив степи, горы, села, Мы сошлись на пир веселый. Пьем с надеждою чудесной — Счастья вам, жених с невестой! Пьем с надеждою чудесной — Счастья вам, жених с невестой! Общий тост за наш народ. За святой девиз — «вперед»! Май не Красная хоть горка, Все равно мы крикнем: «ГОРЬКО!» Май не Красная хоть горка, Все равно мы крикнем: «ГОРЬКО!»