Через бури

Казанцев Александр Петрович

— Незваный гость хуже татарина, а я Иосифьян от всех армян. Горный Карабах. Нет мест красивей на земле. Пас коз, а теперь профессор Андроник Иосифьян из Всесоюзного электротехнического института. От Тухачевского, — вполголоса добавил он.

— Нет гостя желаннее. Прошу к столу. Ко мне родители приехали из Сибири.

— Прости, дорогой. Я, как узнал про тебя, разом сюда. У нас с тобой дело будет не пара пустяк, — он так и сказал «пара пустяк», а не пара пустяков, но Саша не обратил на это внимания.

— Тогда прошу в мой кабинет, — пригласил Званцев гостя, открывая дверь в маленькую комнату, будущую детскую, по Инниному плану.

Гость оглядел ее:

письменный стол, кресло, чертежная доска с кульманом. И усмехнулся:

— Все изобретаешь?

Званцев нахмурился.

— Слуший, Саша. Я для тебя Андроник. Тоже изобретаю. Сделал сельсины. Это такие приборы с циферблатами. Что один покажет, остальные точно повторят, где бы они ни были. Меня и назначили начальником лаборатории электрических машин с присвоением профессорского звания. А докторскую диссертацию на днях защищаю в Академии наук у самого Глеба Максимилиановича Кржижановского, академика, автора ГОЭЛРО, а кстати сказать, и революционной песни «Варшавянка» — «Вихри враждебные веют над нами…». Приходи. Познакомлю, он наше с тобой дело проконсультирует. Мировая величина.

— Какое дело? — спросил Званцев.

— Слуший, кунак. Мне про тебя Тухачевский рассказал, одним делом мы в разных местах занимаемся. У тебя электрическая пушка вроде готова, а испытывать негде. А у меня в лаборатории зал испытаний машин в три этажа. Поднимайся хоть на воздушном шаре к потолку. Я к статору и ротору электромотора пропеллеры приделаю, чтобы в разные стороны крутились, и поднимусь. И твою модель испытаем. Давай объединимся. Михаил Николаевич советует. У тебя какой принцип разгона? Соленоиды снаряд перед собой включает?

— Сейчас модель с переключением полюсов.

— Разогнать снаряд пара пустяк! Я трехфазовое магнитное поле на плоскость развернул. Разгоняет без коммутации. Все в твои руки передам. Двух помощников выделю. Один — Калинин, сын Михаила Ивановича, а другой Пономаренко, майор Красной Армии, центробежный пулемет придумал, а мы его разрабатываем. Ты им тоже займешься. С Дальнего Востока доставать парня придется, но это пара пустяк. Ну как, Саша? По рукам?

— Но у меня уже есть два помощника, электрик и артиллерист. Правда, электрик в Донбасс на завод просился.

— Что? Мгновенную мощность подсчитал, испугался? Такого не держи. Артиллериста консультантом оставим.

В дверь постучали, и заглянула Инна:

— Что ж ты гостя взаперти держишь? Пригласи к столу.

— Познакомься, Инна. Профессор Иосифьян.

— Андроник, — отрекомендовался гость.

— Инна, — ответила хозяйка. — Такой молодой и уже профессор. Наверное, очень умный.

— У нас в Нагорном Карабахе все такие. Как будто умный, а на самом деле дурак дураком.

Наконец Иосифьян покорился хозяйке и вышел с нею к столу. И мгновенно захватил там права тамады и стал душой общества:

— Алла верды к вам, аксакал Петр Григорьевич. Аллаверды к вам, матушка Магдалина Казимировна.

В разгар общего приподнятого настроения он поднялся и объявил, что хочет произнести настоящий «кавказский тост». Он стоял с бокалом кахетинского в руке, его черные глаза искрились, горели, казалось, могли обжечь. И он, намеренно искажая русскую речь, произнес:

— Жил-был царь. Невзлюбил он один князь. Позвал палач и велел ему зарезать князя жену. Вернулся палач, кинжал царю показывает. «Заплакал князь?» — царь спросил. «Нет, не заплакал. Другой жена берет». Очень хотел царь самое плохое князю делать. Велел он палачу родителей князя зарезать. Прошу простить, это не про вас, уважаемые, — поклонился он старшим Званцевым,

продолжая: — Вернулся палач, топор показывает. «Ну, как? Заплакал князь?» — «Нет, не заплакал. Родители старые были, сами помирать собирались». Рассердился царь, велел палачу малых дети князя резать. Палач вернулся, сабля показывает, — Иосифьян повертел перед собой столовым ножом: — «Не плакал князь. Говорит, новый дети расти будут». Разгневался царь. Крепко думать стал и приказал палачу резать самый лучший друг у князя. Вернулся палач весь в слезах. «Почему плачешь? — удивился царь. — Князя друг тебя обижал? Казнить его велю!» — «Зачем казнить, я уже резал его, а князь так плакать стал, что мне жалко стало, и слез остановить не могу». Велел царь князя позвать. Привели князя в слезах горьких. Царь спрашивать стал: «Жену убивали, почему не плакал? Родителей резали, почему не плакал? Детей погубили, опять не жалел. Почему теперь, когда друга потерял, слезы льешь, князь»? Отвечал князь: «Жена сварливая была, спасибо палачу. Родители жить устали, в пропасть упасть могли, дети новые вырастут, — вздохнул князь тяжело, — а вот друга, настоящего друга, второй раз не найдешь, потому и плачу». Так выпьем за дружбу, потому что нет ничего ее ценней! — и Иосифьян, осушив свой бокал, брякнул его об пол. Осколки искрами разлетелись в стороны.

— Ай да профессор! Артистически начал, по-купечески кончил! — дал гостю высшую оценку Петр Григорьевич.

Искатели объединились.

Глава вторая. АКАДЕМИКИ

Наука движется спиной вперед

И, глядя в прошлое, барьер берет.

Как договорились в Подлипках, Званцев заехал в Лефортово во Всесоюзный электротехнический институт к Иосифьяну, чтобы осмотреть его лабораторию. Оттуда вместе они должны были направиться в институт Академии наук, где во второй половине дня будет проходить защита докторской диссертации Иосифьяна.

ВЭИ оказался целым городком добротных белых зданий. Здесь размещались исследовательские лаборатории. Лаборатория электрических машин занимала самый отдаленный корпус на обширной территории.

Центральный зал испытаний машин действительно, как и говорил Иосифьян, простирался вверх на три этажа. Было где развернуться и с длинноствольными электрическими орудиями.

— Вот здесь, около «ежа», и будет твоя резиденция. Мощность предельно возможную тебе дадим в режиме короткого замыкания, — показывал будущему соратнику Иосифьян свои владения.

«Ежом» Званцевскую модель он назвал, увидев чертеж ее корпуса, с торчащими в стороны катушками.

— Что ж, Андроник. Сравнивая свою клетушку с твоими научными хоромами, считай, что мы объединяем усилия.

— Вот и отлично. Мы с тобой сработаемся. Уточним теперь кое-какие мелочи. Тебе какой оклад Мирзаханов платит?

— Как главный механик металлургического комбината, я получал пятьсот рублей в месяц. Орджоникидзе, переводя меня в Подлипки, установил персональный оклад тысячу рублей в месяц.

Иосифьян свистнул:

— Это, брат, не пара пустяк! Как в нашем ВЭИ решить этот вопрос, пока не представляю. Я, начальник лаборатории в профессорском звании, получаю твой комбинатовский оклад. У нас тебя зачислят всего-навсего старшим научным сотрудником без звания и дадут какие-нибудь четыре сотни, а ты родителей выписал.

— Они меня содержали с семьей, с женой и дочерью, до окончания института. Став инженером, я высылал им ежемесячно по двести рублей.

— Студент с женой и дочкой? Как это ты успел!