Через тернии к свету
Шрифт:
После стишков полагались подарки «от спонсоров»: яблоки, апельсины, вафли «Артек» в голубой обертке, блокнотики с Микки Маусом и резиновые шарики. Что тут скажешь, весьма полезные подарки. А главное, одинаковые, чтоб никому не обидно было, и младшая сестренка или братишка не верещали назойливо: «И мне, и мне такой же»…
Правда, у детдомовцев редко бывают братишки и сестренки…
Получив свои подарки из рук Снегурочки, сделавшей чрезвычайно восторженное и радостное лицо, очевидно, полагая, будто это производило на кого-то впечатление, Олег запихал фрукты за пазуху,
Галина Демьяновна вздохнула, увидев мальчонку на прежнем любимом месте. Наклонившись к Снегурочке, она прошептала ей что-то на ухо. Та согласно закивала и покачала головой.
— Странный ребенок. Что поделаешь, гены видать такие.
Дед Мороз, едва не засыпавший возле елки, оживился при слове «странный». Глаза его блеснули злостью. Можно подумать, ребенку зазорно сидеть у окна. В детстве он часами мог смотреть на звезды, гадая, что происходит там, на далеких планетах, про которые ему когда-то рассказывал отец. Его Саша уже почти не помнил. Был ли он вообще, тот отец?
Гены… только про эти проклятые гены он и слышал от бабушки. Ничего более путного и душевного, только про гены, позорящие ее «благородную» кровь.
Он встал, выпрямился, поправил бороду и потопал к мальчонке, прилипшему носом к оконному стеклу. Подойдя, он осторожно положил ладонь в громоздкой красной перчатке на детское плечо.
Олег вздрогнул от неожиданности и обернулся. Перед ним собственной персоной стоял Дед Мороз и улыбался. Заглянув в его веселые карие глаза, Олежка вдруг понял, что это вовсе не взрослый дядька, а совсем еще молодой пацан.
— Ну, мальчик, давай знакомиться, — сказал Дед Мороз, напустив на себя важный вид, — тебя как зовут?
— Олег. А вас?
— Неужели ты не знаешь? Я — Дед Мороз.
— А я — собачий хвост, — ответил Олег, — Всем известно, Что Деда Мороза не существует.
На секунду ряженый Дед Мороз опешил от такой наглости: на вид пацаненку было лет восемь-девять. В этом возрасте он сам еще верил в сказки, правда, уже начинал понимать, что не все из них бывают с хорошим концом. Хотя для детей, подобных Олегу, сказок не существовало вообще. А так ведь не годится, подумал он. Детство — оно на то и детство, чтобы быть счастливым хотя бы сказками.
— Ну ладно, — ответил разоблаченный, — Твоя взяла. На самом деле я фальшивый Дед Мороз. Но работаю на настоящего. Просто под Новый год у нашего босса столько дел, что он не успевает…
— Не заливай, — добродушно возразил Олег, — Я уже не маленький.
— Сколько тебе лет?
— Девять, — гордо сказал Олег, чувствуя себя большим и смелым. Еще бы: он спорил со старшим, и никто не затыкал ему рот. — А тебе?
— Двадцать.
— Всего-то? — удивился Олег, хотя, конечно, для девятилетнего мальчишки даже двадцать лет казались недостижимой мечтой. Только представить — совсем взрослый, знающий все на свете, но пока еще не научившийся умничать
— Звать меня Александр… Просто Саша, — улыбнулся фальшивый Дед Мороз. — Давай дружить.
— А тебе интересно? — недоверчиво спросил Олег.
Саша усмехнулся про себя. Вот они какие — детдомовцы. Хваткие, проницательные. Им не скажешь на черное — белое, и улыбка для них — не радость, а насмешка. Дети с искалеченным прошлым и неполноценным будущим, несущие непосильный крест за непонятно чьи грехи. Любой нормальный ребенок тут же с восторгом ухватился бы за возможность подружиться с большим дядей, тем более Дедом Морозом. А этот — этот зрит в корень, понимая, что здоровому дяде малолетки на фиг не нужны. Так, для важности момента и в целях создания праздничного настроения.
Саше вдруг стало невообразимо жалко малыша. Жалко и больно, до самых неуловимых капелек той непонятной субстанции, которую залили в сердце и называют душой. Жалко, потому что он не рос в детдоме, хотя давно был… сирота…
— Интересно, — ответил он, присаживаясь рядом на подоконник, — Хочешь, дам примерить шапку?
— Зачем? — пожал плечами Олег. — Она все равно большая, а воспитательницы заметят и будут на тебя шипеть. Особенно та, змея усатая.
— Какая? — удивился Саша и покосился на женщин, шушукающихся в углу.
— Ну, Снегурочка которая. Лариса Федоровна.
Лариса Федоровна — которая так доверительно и полушепотом, невинно хлопая накрашенными глазками, просила называть ее просто Лорой, и при этом усики над губой так смешно шевелились, словно там копошилась сороконожка — до недавнего времени была его соседкой по этажу. Зная Сашину постоянную нужду в деньгах, она то и дело таскала его на различные мероприятия, где можно было заработать тот же полтинник. Ему, молодому пацану, самому пробивающему дорогу в жизнь, это было всегда кстати.
Выкопать и перевезти картошку с дачи — пожалуйста. Два ведра, выделенных за помощь, ему хватит надолго. Экономить Саша привык. Залатать чердак, крышу, протянуть кабель — все по плечу. Один раз попросили утопить новорожденных котят. Пожалел, выпустил, дурной своей башкой не подумав, что без мамки они скоро окочурятся с голоду. Но не с голоду окочурились — бродячие собаки разорвали в клочья. Сашка потом долго ходил, словно в воду опущенный, — совесть грызла. Вот поэтому-то, усмехнулась тогда Лариса-Лорочка, их топить нужно было сразу, чтоб не мучились. А Саше почему-то стало гадко…
Она вообще была противна ему, эта старая корова с ужимками молодой девицы на выданье. Если б в шестнадцать гулять начала, авось и матерью его заделалась, да Бог миловал. А мнит из себя, дура, опытную блудницу, которая молодого парня чему-нибудь стоящему научит — для души и для тела, само собой разумеется. Сашка хоть и зеленый был, но соображал, что к чему. И не нужна она была ему такая — лишь чуток младше мамы. Пусть лучше вообще никакая, чем эта сорока усатая.
Нет, не сорока — змея. Сашка улыбнулся, почувствовав симпатию к столь меткому на язык детдомовцу.