Через тернии – к звездам. Исторические миниатюры
Шрифт:
– Пошли, – вздохнул Мишка. – Пускай и дерут. Что мне? Не первый раз… Но я уже все продумал, дядя…
Много лет спустя он писал: “Нелегка наша задача. Нам предстоит борьба, и эта борьба будет жестокой”. В ленинградском музее Арктики висит портрет Сидорова, а в архивах Академии наук СССР хранятся несколько заколоченных ящиков с его бумагами. Слишком необъятен материал для размышлений о небывалой судьбе человека, желавшего освоить весь Русский Север – от Камчатки
Сейчас нам уже трудно представить капиталистами П. М. Третьякова, основавшего картинную галерею, “канительного” фабриканта К. С. Станиславского, создавшего знаменитый МХАТ, московского купца А. А. Бахрушина, растратившего свои богатства на устройство Музея театрального искусства, – для нас имена этих людей связаны уже не с миллионами, которыми они владели, а с тем, во что они эти миллионы вложили…
После Сидорова не осталось ни галереи, ни театра, ни музея, зато Семенов-Тян-Шаньский говорил о нем так:
– Членами русского Географического общества являются и султан турецкий, и герцог Эдинбургский, и великие князья с их княгинями. Но один господин Сидоров стоит всех коронованных особ – он осыпал русскую географию своим червонным золотом, его жизнь, его романтика зовут русскую жизнь на север…
Деда разорили иноземные купцы-пароходчики, банкротом умер и отец; Миша Сидоров перешел служить в контору дяди Ксанфия, но и того вскорости разорили… Так начиналась его жизнь.
– Бумажку тебе надобно, – хрипел дядя Ксанфий, – бумажку какую-либо, чтобы видать было, каков ты человек.
Сидоров экстерном сдал экзамены на звание “домашнего учителя” (было тогда такое звание). “Бумажка” теперь имелась, но… что с нее толку? Он уже заметил, что борьба с иностранным капиталом немыслима без получения кредитов, но русским купцам Госбанк кредитов не отпускает. Не в меру экспансивный, юноша сумел убедить архангельских толстосумов, что надо завести частный банк. Проект такого банка подписали и отправили на учреждение министру внутренних дел, а тот запросил губернатора Архангельска: мол, какой-то недоучка Сидоров хлопочет о банке… нужен ли вообще банк? Губернатор велел купцам подписаться под бумагой, что никакого банка Архангельску не надобно. В страхе все подписались – не надо! Сидоров опять созвал купцов и стал их стыдить: банк нужен, и вы сами признали это поначалу…
– Подписывайтесь вот здесь заново, что губернатор угрозами вынудил вас отказаться от заведения частного кредитного банка!
Министр вертел в руках две бумаги: в одной купцы умоляют об открытии банка, в другой клянут этот банк на чем свет стоит.
– Ничего не понимаю, что там творится в Архангельске…
Дело дошло и до губернатора.
– Ах, так! – осатанел он. – Этот щенок Сидоров осмелился пойти против меня… Под арест его! Хватайте паршивца…
Дядя Ксанфий помог племяннику бежать из города:
– И двадцати годков тебе нету, а сколько шуму и треску
Сидоров появился в Красноярске, где пристроился на правах “домашнего учителя” к воспитанию детей оборотливого зырянского промышленника Василия Латкина, которого посвятил в свои планы создания на севере русского Эльдорадо; юноша грезил о русских Клондайках, какие не снились даже американским бизнесменам.
Латкин, умудрен опытом, легонько осаживал его:
– Коли тебе своя шея недорога, так ломай ее! Я уже пытался освоить вывоз лиственницы с Печоры, да – шалишь, брат… Не от добра покинул родимую зырянскую Усть-Цильму!
Михаил женился на своей ученице Ольге Латкиной, самоучкой постигал основы химии и геологии, вникал в славную историю мореходов и землепроходцев. Сибирь уже тогда пересыпала в руках бродяг червонные россыпи… Сидоров говорил юной жене:
– Что можно сделать при отсутствии капиталов? Ничего! И все-таки можно. Надобно за гроши скупать участки, которые золотоискатели уже прочесали, но золота там не обнаружили.
– Не обнаружили, потому как нету там золота.
– Не всегда так! Надо уметь искать…
По дешевке скупал он земли вдоль Енисея, с каждым годом поднимаясь все выше по течению реки, промывал породу в тазах, не теряя надежды, что рано или поздно, но в тазу сверкнет золотишко, и тогда грандиозные планы жизни станут явью. Целых пять лет, терпя жестокие лишения, искусанный гнусом, он бродил по притокам великой реки, а в 1850 году его занесло на Подкаменную Тунгуску; мрачно тут было, нелюдимо и жутковато, по следу одинокого золотоискателя шли хищные звери… Случайно поднял мох – золото! Отодвинул камень на берегу – золото! Забежал по колено в реку – на него смотрело из-под воды золотое дно!
Это было так неожиданно, что он даже не обрадовался.
– Ну, вот и миллионы, – сказал он себе…
Возле своего дома в Красноярске он поставил пушки.
– Это я в Архангельске от полиции да от губернаторов бегал, а теперь… возьми-ка меня! Как пальну из своей личной артиллерии, так с любого генерала вся позолота сразу осыплется…
Первогильдейские торгаши стали его уважать:
– Коли ты, Мишка, мильенов нахапался, так первым делом езжай до самого Парижу… Городишко веселый, не хуже Тобольска выглядит! Я, эвон, с кумом Пантелеичем две недели в Париже пробыл.
– У меня на уме другое, – отвечал Сидоров, – хочу основать университет.
– Рехнулся? И де хошь основать?
– Здесь же – в Сибири.
Но тут началась война в Крыму, и он сказал жене:
– Оля, сейчас в Севастополе поставлена на карту честь России. Я был бы плохим патриотом, если бы…
И все, что дали ему за последние годы прииски, все безвозмездно отдал Сидоров на нужды армии. Кошелек стал пуст.
– Опять я беден. Даже приятно начинать все сначала…