Через время, через океан
Шрифт:
«Не один ли это из тех, о ком Егор Егорыч предупреждал? – пронеслось у Нади. – Из охотничков за богатствами балерины?..»
Но, с другой стороны, раз Влада принимают в этом доме и даже пытаются устроить его личную жизнь, то вряд ли он мошенник. А если и мошенник, то очень хитрый, дальновидный и удачливый. Самая идеальная кандидатура, чтоб необременительно с ним пококетничать назло противному Полуянову!
И Надя весело улыбнулась:
– А по коктейлям вы, что ли, тоже пишете монографию?
– Нет. Это мое хобби, – покачал головой Влад.
Нет, с этим парнем определенно не соскучишься! Надя сразу воспрянула: сами собой развернулись плечи, на щеках, она чувствовала, проступил румянец. Даже Крестовская это заметила. Снизошла к ней из своих сфер, одобрительно потрепала по плечу:
– Держи, держи спину, милая. Сразу с плеч лет двадцать долой.
– Ну, мне так много сбрасывать не надо! – фыркнула Надя.
И внимательно взглянула на балерину. Не поняла на этот раз: та сейчас с ними или в своих затуманенных мирах?
Однако взгляд у Крестовской был не блуждающим, а абсолютно разумным. Похоже, наступил короткий миг просветления. И произнесла она по-земному, ворчливо:
– Ужин задерживается. Люська моя перепелов затеяла, да сил не рассчитала, никак с ними не справится... А зачем, интересно? У кого тут, – последовал довольно снисходительный взгляд в сторону гостей – привычка к перепелам?..
– А мне перепела по душе, – мгновенно парировал Влад. – Особенно когда под соусом бешамель.
– Ну, ты у нас известный буржуй, – усмехнулась балерина. – На фронт бы тебя. Особенно в то время, когда наши отступали...
Кажется, ей очень хотелось поговорить о тех давних событиях. А по лицу Влада, это Надя совершенно определенно увидела, промелькнула тень скуки. Хороший же он историк! Пусть она никаких монографий не пишет, а послушала бы балерину с удовольствием.
– А вы были на фронте? – вырвалось у Нади.
– О, как только началась война, я сразу забросила балетные туфли за шкаф, – усмехнулась Крестовская. – И сказала: никаких танцев, только защищать страну. И отправилась в райком требовать, чтобы меня послали на фронт. А один очень милый полковник сказал мне: вы правы, конечно, но только сначала пройдите курсы сестер милосердия. И направил меня в известную клинику. В челюстной отдел, где находились пациенты, у которых не было половины лица. Я только их увидела – еле доползла до выхода из палаты, а уже в коридоре упала в обморок. И поняла, что сестры милосердия из меня не получится. Поэтому решила, что надо помогать фронту тем, что умею... Танцевать – для бойцов, для раненых. Где только не пришлось побывать! Я выступала на песке, на земле, чуть не по колено в грязи. Даже балетные туфли сохранились военных времен – они все черные... Хотите покажу?
«Вот герой тетка!» – мелькнуло у Нади, и она быстро кивнула:
– Конечно, хочу!
– Тогда пошли. Перепелов все равно еще долго ждать. – Балерина властно взяла ее под
– А меня возьмете? – тут же подсуетился Влад.
– Зачем ты нам? – пожала плечами балерина. – Сделай мне лучше коктейль на свой вкус... Чтобы кровь заиграла.
– Будет исполнено, – усмехнулся тот.
И отправился в сторону кухни. А балерина провела Надю в небольшую комнатуху. То ли музей, то ли кабинет, то ли все вместе. По одной из стен – сплошь фотографии (в самом центре – Крестовская со Сталиным). Вдоль другой – книжный шкаф. А у третьей стены – сервант, все полки которого оказались уставленными самыми разнообразными предметами: статуэтками, безделушками, роскошными театральными коронами, часами, посудой – штучной, с гравировкой...
Надя, конечно, сразу взялась все рассматривать, и Крестовской ее интерес явно пришелся по душе. Она велела:
– Доставай, что хочешь, разглядывай. Будут вопросы – задавай, все расскажу. А я пока тапки найду. И еще одну вещь тебе покажу. Совершенно потрясающую...
Крестовская присела перед нижним, глухим отделением книжного шкафа, открыла его, чем-то щелкнула – и до Нади вдруг донесся сдавленный стон.
Девушка, конечно же, сразу бросилась к балерине:
– Вам плохо, Лидия Михайловна?..
– Нет... нет... – задыхаясь, произнесла та.
А Надя через ее плечо заглянула в шкаф и сразу увидела: в самую нижнюю его часть оказался вмонтирован сейф. Его Крестовская сейчас и открыла и теперь в ужасе смотрела внутрь. И Надя из-за спины балерины тоже видела: сейф абсолютно пуст. А потом она перевела взгляд на Крестовскую и еще больше перепугалась, потому что лицо у той смертельно побледнело, а губы двигались так, словно она пыталась произнести какие-то слова, да никак не могла.
– Позови... позови Люську, – наконец выдавила Крестовская.
– Давайте я помогу вам встать, – молвила Надя.
Но балерина уже обрела присутствие духа и грозно рявкнула:
– Я сказала: Люську сюда! Немедленно!
И Митрофанова опрометью кинулась из комнаты. Пронеслась мимо изумленных гостей, отвернулась от подозрительного взгляда Егора Егоровича, ворвалась на кухню. А пока мчалась, думала совсем о неважном – что ей никто не удосужился сообщить отчества домработницы. Называть же пожилого человека Люсей – как-то неудобно...
Впрочем, обращаться к той не пришлось. Домработница, как увидела взволнованную Надю, мгновенно отпрянула от плиты, ахнула:
– Что-то с Лидой?
– Да... то есть нет... – пробормотала Надя. – Она просто просила вас зайти в кабинет... Оттуда, кажется, что-то пропало...
Люся мгновенно бросилась вон. А Влад вдруг стремительно приблизился к Наде и прошептал:
– Быстро иди за ней!
– Зачем? – опешила Надя.
– Надо узнать, что исчезло. – И моляще взглянул на нее: – Пожалуйста! Сделай это для меня!
– Да с какой стати? – пожала плечами Надя. – Тебе нужно – ты и узнавай.
Да уж – странное поведение для человека, который пишет монографию.