Через время, через океан
Шрифт:
Поднялся из-за стола и направился в кухню. А когда через минуту явился обратно в гостиную – бледный, с трясущимися губами, – все гости мгновенно умолкли.
– Что? – ахнула Крестовская. – Что случилось?
– Там... в кухне... Там Люся умерла, – избегая встречаться с ней взглядом, пробормотал Егор.
«Где стол был яств – там гроб стоит». Или, перефразируя классика: славно повеселились...
Надя в ночь после злосчастной вечеринки не смогла уснуть до утра. Едва пыталась закрыть глаза, сразу всплывало, как она, вслед за всеми гостями, врывается в кухню...
– И умерла, как жила, – тихо произнесла стоявшая за Надиной спиной Магда Францевна. – Никому никаких проблем. Чистота. Порядок... Даже чай заварен.
Видно, сердце не выдержало, – эхом откликнулась вторая из теток, Антонина Матвеевна. – Она ж весь вечер бледная какая была, явно неможилось ей... Но нет бы в постель лечь. Через силу, через «не могу» старалась – чтоб все на уровне, все довольны...
А потом тишину кухни разорвал отчаянный крик Крестовской:
– Лю-уся! Ну, зачем?..
И балерина рванулась к телу подруги.
Однако Егор Егорович придержал ее за плечи и грубо рявкнул:
– Стоять!
– Да как ты смеешь! Пусти меня, пусти! – забилась в его руках Лидия Михайловна.
Но бездушный человек упрямо произнес:
– Не пущу. После попрощаетесь. А сначала пусть ее врачи посмотрят. Смерть констатируют.
И Крестовская сразу обмякла в его руках, зарыдала...
– Да что тут смотреть, – проскрипела одна из старух. – Мертвая...
Домоправитель же резко обернулся к гостье и оборвал:
– Распоряжаюсь здесь я.
А потом еще больше повысил голос и обратился ко всем толпящимся на пороге кухни гостям:
– И вообще: никому сюда не входить, ясно?
И приказал почему-то Наде:
– Вызови «Скорую». И милицию.
– Господи, а милицию-то зачем? – пробормотала Магда Францевна.
– Положено, – отрезал домоправитель. – Пусть все зафиксируют. Опросят, кого нужно...
И обвел всех собравшихся недружелюбным взглядом.
«Он что, считает, будто Люсю убили?!» – с ужасом подумала Надя.
Да и остальные гости явно занервничали.
Егор же Егорович вдруг упер свой взгляд в Магду.
– Почему вы на меня так смотрите? – выдавила она.
А он веско произнес:
– Да так. Заметил кое-что. Чисто случайно. Это ведь вы, кажется, Люсе сегодня какую-то таблеточку давали?..
Надя ничего такого не видела, но, конечно, вся обратилась в слух. А Магда возмущенно выкрикнула:
– О господи, да как вам не стыдно! Замучили уже всех своими подозрениями!..
– И тем не менее, – хмуро повторил Егор. – Вы зашли на кухню и что-то ей дали. Достали вот из этого кармана.
Его
– Да смотрите, смотрите, пожалуйста! – выкрикнула Магда. – Вот, берите! – Она дрожащей рукой рвала карман своего жакета и, видно от волнения, никак не могла туда попасть. И лихорадочно продолжала говорить: – Я как лучше хотела! Люся на головную боль жаловалась и на мушки в глазах – вот я и посоветовала ей кавинтон для улучшения мозгового кровообращения, мое настольное средство, я без него вообще не обхожусь! Она и выпила-то полтаблетки. И это вообще не лекарство – витамин, его все старики пьют! Да вы посмотрите сами, тут в аннотации написано!..
Она наконец вытащила облатку, сунула ее под нос Егору.
Но тот отвел ее руку:
– Вот и не забудьте, когда приедет милиция, про этот ваш кавинтон рассказать.
Несчастная Магда стояла вся красная, и Наде стало ее жаль. Девушка пробормотала:
– Кавинтон действительно безопасное лекарство. Тем более в такой дозе...
Да и Влад пришел ей на помощь. Мягко обратился к домоправителю:
– Ерунду вы говорите, Егор Егорович. Сколько Люсе было? Восемьдесят семь, восемьдесят восемь? Возраст, прямо скажем, преклонный. И выглядела она весь вечер неважно. И перенервничала сегодня...
– Все равно: я хочу быть уверен, что умереть ей никто не помог, – упрямо повторил домоправитель.
...Впрочем, явившиеся довольно быстро милиционеры никого в смерти Люси обвинять и не пытались. Выслушали вердикт врачей: следов насилия на теле нет, причина смерти – предположительно острая сердечная недостаточность. И даже гостей опрашивать не стали. Только и поинтересовались:
– Кто-нибудь видел, как она умирала?
– Нет, – покачал головой Егор Егорович. – Она в кухню ушла, чайник поставить. А мы сидели в гостиной и только через полчаса забеспокоились, и я пошел посмотреть, чего она там копается... Ну, и нашел ее...
– И никто из вас, – милиционер даже не спрашивал – констатировал, – из комнаты не выходил.
Домоправитель выдержал многозначительную паузу и с видимой неохотой подтвердил:
– Нет, никто.
А Крестовская, неестественно спокойная, с окаменевшим лицом, выдохнула:
– Отмучилась моя Люсенька... Ну, скоро и я за ней.
– О чем вы говорите, Лидия Михайловна! – встряла Магда Францевна. – Вам еще жить да жить!..
Балерина же обвела всех присутствующих грустным взглядом и задумчиво, словно про себя, произнесла:
– А ведь это был последний день рождения в моей жизни... Жаль, что он закончился столь печально...
И такое в ее голосе звучало горе, тщательно сдерживаемое, но от этого не менее тяжкое, что у Нади защипало в носу. Что за несправедливая штука жизнь! Ведь каких-то несколько часов назад Люся еще хлопотала на кухне, встречала гостей, сияя глазами, обещала Наде сюрприз. А теперь ее тело, с головой укрытое простыней, навсегда выносят из квартиры, где она прожила почти всю свою жизнь...
И сколько Надя ни уговаривала себя – что и Люся, и балерина Крестовская, и Егор Егорович ей вообще никто, просто случайные знакомые, и надо вычеркнуть их из своей жизни, – а все равно на душе было тяжко. И, когда она вернулась наконец домой, успокоиться и заснуть никак не получалось...