Через все преграды
Шрифт:
Сережа первым бросился к спасительной низинке.. Уже лежа на земле, он поднял голову и оглянулся: мать помогала идти Людмиле Николаевне, почувствовавшей себя дурно. «Какая она смелая! — с гордостью подумал он. — Совсем не боится!» Вспомнилась тревожная ночь в городе. Тогда ему казалось, что его мать и Мария Ильинична — страшные трусихи, а они с Ильей — настоящие герои. Он заставил себя подняться на колени, потом встать на ноги, несмотря на то, что гул вражеских машин рос с каждой секундой
— Скорей ложитесь!.. — не вытерпев, закричал он.
Вновь послышался знакомый свист. Сережа крепко, до боли закрыл глаза и обхватил руками голову, словно защищаясь от удара.
Сверлящий вой нарастал и казался еще страшней, чем раньше. Он проникал не в уши, а во все тело, становился все нестерпимей и вытеснял из сознания последние обрывки мыслей.
Грохот близких разрывов тупой болью заткнул уши и рот, смешал воздух, небо и землю…
Снова вой — и снова кто-то большой и страшный тряс землю, стегая невидимой плетью, бил, ломал и коверкал все кругом…
Сколько времени продолжалась бомбежка, Сергей не имел понятия. Ему казалось, что все кругом давно погибло, и только он один продолжает жить.
Первое, что он почувствовал, когда наступила тишина, была дрожавшая рука матери, ласково погладившая его голову.
— Вставай, сынок, — улетели.
«Жива!» — теплой волной прошло у него по всему телу. Он открыл глаза и поднялся.
В разных концах леса слышались голоса. Перекликались женщины и дети, мужчины кого-то ругали за неповоротливость, стонал раненый.
Большие воронки от авиабомб желтели на обочинах дороги. Кусты возле них, поломанные, иссеченные осколками, торчали безлистым пожеванным хворостом. Трава кругом была смята и запорошена песком. Автомашины по-прежнему загромождали дорогу: одни из них покосились, другие лежали на боку в придорожных канавах. Но оба грузовика, на которых ехали эвакуирующиеся семьи, уцелели, только кузов переднего в нескольких местах был расщеплен осколками, да из кабин вылетели стекла. Шоферы проверяли моторы.
К Сереже подбежали Инна с Верой.
— Жив! — радостно закричали они, хватая его за руки. — Ой, а мы думали, что всех побили. Так страшно было, так страшно!
— А ты испугался? — допытывалась Вера. — Мальчишки всегда хвастают, что они ничего не боятся. Врете, поди?
Сережа смущенно отвел глаза:
— Илью видели?
— Нет. Пошли искать.
Тяжелый утробный рокот заставил их насторожиться. Потом в лесу, как еловый сушняк на костре, затрещали выстрелы. Недоумение и испуг застыли у всех на лицах: «Что это?»
И вдруг неистовый крик перехватил дыхание:
— Немцы!
Народ заметался по лесу. Одни бросились прочь от дороги,
Увлекаемый матерью, Сережа кинулся через кусты, прочь от выстрелов. Едва они выбрались на опушку, как сбоку затрещал пулемет.
— А-ай! — вскрикнул кто-то рядом и повалился на землю.
Они инстинктивно упали в траву. Пулемет бил почти беспрерывно. Пули злыми осами свистели над головой.
Потом пулемет смолк. На опушке показалась цепочка людей в серо-зеленых незнакомых мундирах с засученными рукавами.
— Ауфштейн! — подобно разрыву бомбы ударило в голову чужое слово, и носок солдатского ботинка грубо толкнул Сережу в бок.
Он поднялся, оглушенный ужасом смерти. Перед глазами отчетливо чернел холодный зрачок автомата и блестела большая пряжка ремня со свастикой.
— Комм! Лёс, лёс! — как удар плети, хлестнул его резкий выкрик.
Мальчик ухватился за руку матери и пошел, механически переставляя ватные ноги.
В плену
Захваченных женщин и детей гитлеровцы согнали в большую открытую со всех сторон, круглую котловину, расположенную за перелеском. Дно у нее было сырое, густо заросшее зеленой осокой. В самой середине, между мшистых кочек проступала вода. На ровных и довольно крутых скатах не росло ни кустика, даже трава, мелкая и щетинистая, пожелтела до времени.
Здесь оказались Ольга Павловна с Сережей и большинство их дорожных спутников.
Постепенно люди, ошеломленные нападением немцев, приходили в себя.
Сережа и Илья, прижавшись плечами, лежали и молча наблюдали за немецкими часовыми. К ним придвинулся Садык.
— Пойдемте к Фатику, — тихонько предложил он, смахивая с глаз слезы. — Плачет.
— Разве уговоришь, если он маму потерял, — хмуро ответил Илья. — Это хоть бы кому…
Все же ребята перешли к тому месту, где, уткнувшись лицом в траву, лежал Фатик. Около плачущего мальчика сидели женщины и пытались утешить его, убеждая, что его матери, как и многим другим, удалось уйти вместе с капитаном.
Ребята опустились на землю возле убитого горем товарища. Из их дорожной компании не хватало только Коли Еремина и Володи Тарасюка.
Мальчики не знали, как успокоить Фатика.
— Слушайте, ребята! — кажется, неожиданно даже для самого себя начал Сережа. — А ведь нас выручат!
Головы сидящих разом повернулись к нему.
— Понимаете, немцы, что нас захватили, — не главные силы. Фронт еще далеко. Помните, утром комендант говорил, что к нам в тыл пробралась небольшая группа гитлеровцев. Это, наверно, они и есть.