Через все преграды
Шрифт:
Подошедший следом спутник без слов повалился на мягкую прохладную траву. Потом, мучимый жаждой, на четвереньках добрался до воды и долго пил.
— Никакой у тебя сознательности, — упрекнул он товарища, возвратясь на прежнее место, — посмотри, что у меня с ногами!
Морщась от боли, он снял свои порыжевшие, с исцарапанными носками сапоги.
— Вот, видишь! — воскликнул он, показывая белую, в разводах грязи, ногу. — Две мозоли.
— Знаешь, Володька, если ты не перестанешь скулить, то убирайся от меня! — раздраженно
— Разве ж я виноват, что у меня живот разболелся.
— Живот!.. Не надо было воду из болота пить! Я тебе говорил.
— А если пить хочется! Жара…
— Почему же я не пью?
— Я без воды умру! У меня совсем другой организм.
— Нежный! — язвительно заметил Коля.
— Не нежный, а непривычный. Я раньше никогда не ходил пешком на такое расстояние. Да еще по жаре… Если бы ты знал, как я устал, как у меня болят ступни! Но тебе это безразлично, ты несознательный эгоист.
У Коли засверкали глаза.
— Эх, ты!.. На, смотри! — С этими словами он резко повернул к нему разутую ногу, и Володя увидел на ней огромные светлые мозоли.
— Неужели не больно? — удивился он. — А если больно, зачем спешить? Шли бы потихоньку. Или, лучше всего, остались бы у того латыша, как он нам советовал. Жили бы, пока война кончится.
— Я ни на какую боль не посмотрю, чтобы к своим дойти!
— А-а, брось героя изображать! Мне, думаешь, меньше твоего домой хочется?
Коля промолчал.
— Залезть бы в ванну, — размечтался Володя, вспомнив свою квартиру в Ленинграде, — сидеть в прохладной воде и сливочное мороженое есть. Или на даче в гамаке…
При упоминании о мороженом Коля ощутил во рту и в животе сладостную истому.
— А война? — подумал он вслух. — В такое время не до мороженого.
— Что — война? Кончится. Сам же говоришь, наши все равно скоро наступать начнут.
— А то нет, что ли? Еще как начнут!
— Ну, вот… так зачем же нам идти сейчас, мучиться, жизнью рисковать? Вдруг нарвемся на немца! Лучше здесь переждать. Вернутся наши — тогда и поедем.
Коля покачал головой:
— Оставайся, если тебе хочется. А мне здесь делать нечего.
Сзади на дороге послышался быстрый нарастающий треск, затем показались серо-зеленые мотоциклисты в ветровых очках.
Ребята поспешно уползли в кусты. В просветы между ветвями видно было, как замелькали пыльные рогатые каски немцев. Коля насчитал восемьдесят шесть человек.
Когда стрекот машин смолк и осела поднятая ими пыль, мальчики осторожно выбрались из кустарника и осмотрелись.
— Вот, видишь! — взволнованно зашептал Володя, словно проехавшие мимо враги могли его услышать. — Попадись им…
— Надо, чтобы не попадаться.
— Болтать легко… А может, они за тем леском остановились. Пойдем —
Чувствуя, что Коля тоже встревожен, Володя продолжал:
— Я по этой дороге дальше не пойду, хоть что! Давай на тот хутор вернемся, где сегодня молоко пили. Хозяева там хорошие, сами упрашивали, чтобы мы у них остались.
— Назад — нет. Мы пойдем дальше прямиком по полю, вот так! И немцев не встретим.
— Заблудимся, как в первый день.
— Не заблудимся. Тогда мы своих мам искали, а сейчас — прямо и прямо на восток.
Ни до чего не договорившись, они улеглись под кустами, сморенные жарой и усталостью.
Часа через два путники поднялись в дорогу.
— Я сюда, — поспешно сказал Володя, махнув рукой в том направлении, откуда они шли. Энергичным движением он одернул рубаху, передвинул висевшую на ремне флягу дальше на спину, хлопнул себя по карману, как это делают курящие, проверяя, есть ли спички, — хотя не курил, и спичек в кармане не было, — и сделал еще несколько таких же ненужных движений. Все это должно было, по его мнению, показать, что на этот раз он тверд в своем намерении вернуться на хутор. Втайне он надеялся этим смутить, запугать товарища, вынудить идти за собой.
У Коли нехорошо засосало внутри. Вскинув на плечи тощую противогазную сумку, он твердо заявил:
— А я — сюда!
Перемогая жгучую покалывающую боль в ступнях, мальчуган заковылял вперед, наискось от дороги.
Володя, сделав несколько шагов в противоположном направлении, остановился будто бы проверить, завинчена ли фляга.
— Дурак ты, Колька. Убьют тебя где-нибудь! — с сожалением крикнул он.
— Не убьют!.. Тебя скорее здесь фашисты повесят, — отозвался Коля.
Володя видел, как он перепрыгнул через ручей и стал подниматься по косогору.
— Эй, Колька, подожди!
Мальчуган остановился.
— Ну, подумай, чего ты на рожон лезешь? — продолжал уговаривать Володя. — Шел бы со мной. Тут недалеко. Остались бы и жили на хуторе. Жаль мне тебя.
— Нет, Володька, назад я не пойду. Я к нашей Красной Армии пойду… Оставайся с фашистами, если тебе нравится…
— Нравится! Дурак ты, вот что! — гневно воскликнул обиженный Володя. — Морду бы тебе набить, да связываться неохота.
Но быстро остыл и продолжал уговаривать:
— Глупо же идти в ту сторону, куда немцы недавно проехали. Может быть, там засада.
— Ладно, пугай! — Коля махнул рукой и заковылял дальше.
— Да стой ты, подожди! Слышишь, я что-то скажу!..
Коля не оборачивался, однако, обходя кусты, незаметно посматривал назад. По растерянному выражению лица Володи он понял, что тот сейчас пойдет следом за ним, и еще решительней прибавил шагу. Он презирал своего товарища, но продолжать путь одному все же было очень страшно, да и не мог он на самом деле бросить его.