Чернь и золото
Шрифт:
Стенвольд уже где-то видел этого человека, но не мог вспомнить где.
— Мастер Стенвольд Вершитель из Великой Коллегии? Добрый день, добрый день. Я Тальрик, капитан имперской армии.
— Да, верно. — Этот Тальрик в Ассамблее прикидывался подручным государственного чиновника, но Стенвольд его раскусил. — Тот самый, который отдал в рабство мою племянницу.
Улыбка Тальрика не утратила своей лучезарности. Стенвольд подавил гнев: драка кончилась бы плохо для них обоих.
— Строго говоря, она была военнопленной, а не рабыней. Пойманной
— Я не совсем понимаю, что вам угодно. Завербовать меня? Вручить мне значок агента Империи?
— Что толку? Вы все равно откажетесь. — Тальрик продолжал улыбаться, насмешливо и в то же время меланхолично. У Стенвольда создалось впечатление, что капитан хочет сказать ему что-то, но этому препятствует долг.
— Если где-то тут прячутся ваши люди, зовите их. — Мимо них все время струился людской поток. Случайный прохожий и нож под ребра? Стенвольд попытался войти в роль профессионального бойца — такого, как Тизамон.
— Все эти годы вы проповедовали глухим, мастер Вершитель. В Ассамблее от вас, как докладывают мне мои люди, отмахивались больше десяти лет, однако ваш труп с признаками насильственной смерти может оказаться более красноречивым и оживить в их памяти ваши недобрые предсказания. Никаких зловещих намерений у меня нет — я хотел всего лишь поговорить с вами. Мы были врагами, еще не зная, что некие Стенвольд и Тальрик существуют на свете, но теперь игра близится к концу. Через несколько дней мир станет совсем другим, и нам, возможно, не представится больше случая повидаться.
— Не думал, что офицерам-осоидам позволено так откровенничать. — Это достаточно невинное замечание задело, к удивлению Стенвольда, больной нерв.
— Нам и не позволено. Выпьете со мной, мастер Вершитель?
— Что?
— По одной, без яда. Отравить жукана, я слышал, не так-то просто.
— Вы… приглашаете меня выпить?
Тальрик молча ждал, и Стенвольд из чистого любопытства в конце концов согласился.
* * *
Он же выбрал и кабак: недалеко от шоколадного дома, но совершенного иного характера — злачное местечко, куда любили захаживать богатые посетители. Под усталые движения раздевавшейся под музыку арахнидки они с Тальриком распили кувшин крепкой форты, от которой у обоих защипало в глазах.
— О превосходстве Империи я говорить не стану — сколько можно долдонить одно и то же, — сказал капитан.
— Что, поднадоело уже?
— Пытаетесь меня перевербовать? — засмеялся Тальрик. — Никто почему-то не может понять, что единственная любовь моей жизни — это Империя. — Стенвольду показалось, что это «никто» относится и к согражданам капитана: Кимена рассказывала, как передрались между собой осоиды в Минне. — Повторяю: я хотел лишь поговорить с вами, составить о вас собственное мнение — как и вы сейчас составляете мнение обо мне.
— Вы представляетесь мне весьма необычным для осоида человеком.
— Я очень стараюсь не вести себя как осоид — возможно, это и делает меня необычным. — Тальрик, не поморщившись, осушил свою чашу и снова налил. — Такие женщины, как ваша племянница, тоже не часто встречаются.
— Она говорит, что вы собирались ее пытать.
— И что же? — поднял бровь Тальрик.
— Я умею читать между строк. Вы свободно могли осуществить это свое намерение — и осуществили бы скорее всего, не устрой мы ее побег.
— Да, мне, возможно, пришлось бы.
— Вам не позавидуешь, капитан.
— Вам тоже, мастер Вершитель. Мы встретились только теперь, но заочно я хорошо вас знаю. Что заставило вас — ученого, инженера, путешественника — выбрать это гнусное ремесло?
— Вашеремесло, капитан.
— Именно.
Теперь ехидная улыбка появилась и на лице Стенвольда.
— Вы и заставили — не вы лично, а ваша Империя. Я был при взятии Минны и понял, какое будущее нас ждет.
— Честолюбивые нации легко наживают врагов, — согласился Тальрик. — Возможно, вам станет легче, если я скажу, что участвовал во взятии Минны — совсем еще молодым, конечно.
— Все мы тогда были молоды. Но здесь вы находитесь не для взятия Геллерона.
— Вот как? Что ж, стройте догадки сами — я вам ничего не скажу. — В глазах Тальрика вспыхнул огонек, от которого Стенвольда проняло холодом. — Я хотел бы предложить тост. Это нижнеземский обычай, но я следую ему из уважения… к мирному сосуществованию наших народов.
— Слушаю, — отозвался Стенвольд.
Тальрик явно собирался изречь что-то язвительное, но тот человек в нем, который трепал по плечу Аагена и уважал Ультера как своего командира, сказал так:
— Все меняется, мастер Вершитель. Старое уходит, новое наступает. Города Нижних Земель ничем не отличаются от тех двадцати, что ныне служат Империи. Вы упорно боролись как с нами, так и с инертностью своих соотечественников, но победить не смогли. Знаете, почему я решил с вами встретиться? Потому что даже удар мечом в мое сердце ничего уже не изменит. В вас меня восхищает то, что вы по крайней мере пытались — и то, что вы верите в свой народ, какой бы ошибочной ни была эта вера. Выпьем же, как велит старый обычай, за отсутствующих друзей.
Стенвольд, думая о Мариусе и Атриссе, давно умерших, но навсегда оставшихся с ним, видел в глазах Тальрика то же чувство потери — менее давней, но оттого не менее горькой. Они сдвинули чаши и выпили.
Когда Стенвольд покинул таверну, к Тальрику подошел другой осоид, младший по званию.
— Мне проследить за ним, капитан? — спросил он неодобрительным тоном. — Не понимаю смысла этого разговора.
— Мы немного пооткровенничали, — рассеянно бросил Тальрик, опрокинув в рот остатки вина. — А следить не нужно — мы и так знаем, куда он пойдет. — Он задержал Стенвольда достаточно; когда тот придет на место, все уже будет кончено.