Черная акула

Сербин Иван Владимирович

— Дайте воды товарищу майору, — произнес кто-то. И тогда Проскурин открыл глаза. Он лежал на полу в массивном полупустом кабинете: кое-как покрашенные стены, на потолке дешевая люстра, бетонный пол, затянутый линолеумом, и огромный, как аэродромное поле, стол. Проскурин пошевелился. Кто-то подошел справа и протянул стакан воды. «Спасибо, перебьюсь», — хотел выдохнуть майор, но язык не слушался. Во рту было сухо, словно он напился вчера до беспамятства и очнулся только на следующий день. Попить все-таки пришлось. Проскурин взял стакан и заметил, как сильно дрожит рука. Жидкость едва не выплескивалась через край. Сделав несколько жадных глотков, он поставил стакан рядом с собой на пол, подтянулся, сморщившись

от боли в голове, и сел, привалившись спиной к стене, поджав к груди согнутые в коленях ноги. Только после этого ему удалось осмотреться. Одного из присутствующих майор узнал сразу. Это был тот самый парень, которого он ударил дверцей ипатовского «жигуленка». Переносица широкоплечего все еще была припухшей, под глазами темнели синяки. Рядом с ним возвышались еще двое таких же высоких, плечистых, массивных ребят. Все они были в обычных гражданских костюмах и пальто. На плече у каждого висел «кипарис» с толстой насадкой глушителя на крохотном стволе. За широким столом по-домашнему вольготно расположились двое. Крепко сбитый человек с тяжеловатым подбородком, почти лысый, как и сам Проскурин, с узенькой полоской волос, тронутых сединой. Одет он был также в гражданский костюм, но дорогой, стильный, темно-синий в тонкую полоску. Мужчина спокойно поглаживал лежащий на столе «ПМ». Рядом — этого Проскурин узнал сразу — сидел Сулимо. Убийца развалился на стуле, забросив за спинку левую руку, и покачивал носком сапога. Он тоже смотрел на Проскурина, но с улыбочкой, жестко. Слева у стены стоял полковник лет тридцати пяти, не больше. У двери возвышался еще один охранник, точная копия трех первых — даже лицами они были похожи, — тот самый, что подавал пленному воды. Проскурин подумал, затем кивнул на плечистых и обратился к лысоватому, безошибочно угадав в нем главного:

— И много у вас таких костоломов?

— Достаточно, — улыбнулся тот. — Я рад, что вы пришли в себя, Валерий Викторович. Очень приятно с вами познакомиться. Алексей Михайлович Саликов. — Он не поднялся, руки не подал, просто произнес имя, фамилию и отчество тихим спокойным голосом. Ни звания, ни чина. Понимал, что Проскурину и так все известно о нем. Вздохнул, улыбнулся едва заметно тонкими губами. — Что ж это вы, Валерий Викторович, так неосторожно? Вроде бы оперативник, должны понимать: лес — штука предательская. В лесу нужно быть особенно осмотрительным.

— Ага, поучите, поучите, — буркнул Проскурин, полез в карман, достал сигареты и закурил. В комнате повисло тяжелое молчание.

— Ну и на кой вы меня сюда притащили? — не выдержал первым Проскурин, глубоко затягиваясь сигаретой. — Алексея, насколько я понимаю, вам не удалось найти, полетную карту тоже. И потом, не думаете же вы, что я полез сюда без подстраховки? Мой друг в курсе всех дел, и, если я не появлюсь в определенное время в назначенном месте, он поймет, что со мной случилось, и поднимет тревогу.

— Это который друг, простите? — спокойно усмехнулся Саликов. Хоть он и задавал вопрос, в тоне его вопроса не слышалось. Зато слышалось безграничное спокойствие и даже легкое безразличие. — Ваш шофер Павел Бортник? Смею заверить, он уже не ждет ни вас, ни кого другого. Или, может быть, вы имеете в виду Максима Леонидовича Латко, который остался караулить у железнодорожной ветки? Не стоит о нем волноваться. Я отправил людей, и через пару минут Максим Леонидович присоединится к нашей скромной компании. Или вы говорите о том самом друге, который отдыхает на четвертом этаже травматологического отделения третьей горбольницы в боксе номер двенадцать? Проскурин почувствовал, как у него в животе ворочается холодный мокрый ком. Вот теперь ему стало страшно по-настоящему. Майор понял, что они проиграли по всем статьям.

— Во всяком случае, — пробормотал он, гася окурок об пол, — полетную карту вы так и не нашли.

— А полетная карта вместе со всеми остальными бумагами, разумеется, в сейфе у Максима Леонидовича, — все с тем же спокойствием добавил Саликов. — Как видите, Валерий Викторович, ваш друг Иван Давыдович Ипатов не напрасно предупреждал вас: мы знаем о каждом вашем шаге.

— У него что, микрофон на теле был? — усмехнулся Проскурин. — Надо же, этого я от Ивана не ожидал. — Он чуть было не добавил матерное ругательство, но подумал вдруг, что сказать подобное при этих людях значило бы унизить себя, а ему не хотелось унижаться. Даже перед смертью.

— Ну, зачем же так, Валерий Викторович? — вздохнул Саликов. — Вы слишком плохо думаете о людях. Все куда проще. У нас очень хорошая аппаратура. Борис Львович, — он повернулся к капитану, — могу я вас теперь так называть? Вы ведь уже почти гражданский человек.

— Ну разумеется, Алексей Михайлович, — скрипуче ответил тот и улыбнулся в ответ.

— Замечательно. В таком случае, Борис Львович, покажите, пожалуйста, Валерию Викторовичу то, о чем мы говорим.

— Конечно, — Сулимо наклонился и достал откуда-то из-под стола небольшой магнитофон, подсоединенный к какой-то странной коробочке, и длинный, похожий на милицейскую дубинку, микрофон. — За сотню метров можно услышать, как муха летит, — пояснил Сулимо.

— Видите? — улыбнулся Саликов. — Как выяснилось, Иван Давыдович не заслужил ваших упреков. Он дал вам несколько дельных советов, снабдил надлежащей документацией. Подлинной, заметьте, подлинной. Вы должны быть ему благодарны.

— Ага, уже. Сейчас заплачу, — зло хмыкнул Проскурин. — Подождите, вот только слез поднакоплю. Саликов внимательно посмотрел на него, а потом снова улыбнулся.

— Но это еще не все. Думаю, вам, Валерий Викторович, известно: даже самая тщательная и профессиональная «наружка» может быть раскрыта. Нам это известно не хуже, чем вам. Потому-то мы и предприняли кое-какие меры предосторожности. Нож, пожалуйста.

— Что? — не понял Проскурин.

— Нож дайте, пожалуйста, Валерий Викторович, — повторил Саликов невозмутимо. И вдруг майор все понял. Какой же он дурак! Это же надо быть таким идиотом!..

— Помогите Валерию Викторовичу, ребята… Двое широкоплечих шагнули вперед, схватили Проскурина под руки и вздернули, словно на дыбу, заламывая локти к лопаткам. Третий ловко обшарил карманы, достал «стреляющий» нож и почтительно положил на стол, а затем фээскашника усадили на прежнее место. Проскурин, криво усмехаясь, помассировал мышцы, суставы.

— Валерий Викторович, неужели вы думаете, что эти ребята настолько непрофессиональны, что вот так, за здорово живешь, подставят затылок под удар? — Говоря это, Саликов взял со стола нож, нажал на какую-то невидимую выпуклость на рукояти, и одна из «щечек» легко скользнула в сторону. Алексей Михайлович подцепил крохотный барабанчик микрофона и осторожно покрутил в пальцах. — Чудесная штука. Дает очень чистый сигнал. А вот и… — за микрофоном последовала темная, матово блестящая горошина, — …радиомаячок. И вся эта техника работает, представьте себе, всего-навсего от двух обычных батареек-«пальчиков». Проскурин сплюнул на пол. Черт возьми, а ведь он совершенно забыл о ноже! Привык к нему, как привыкают к авторучке, зажигалке или коробку спичек.

— Так что, уважаемый Валерий Викторович, — продолжил Саликов, — если бы вы попытались воспользоваться этим чудесным «стреляющим» ножом по прямому назначению, у вас ничего бы не вышло… Майор усмехнулся и покачал головой.

— А вы, оказывается, позер, Алексей Михайлович. Тот легко, почти по-дружески засмеялся.

— Ай, поймали, Валерий Викторович, поймали. Не скрою, мне приятно еще раз посмаковать отменную работу, а она, согласитесь, все-таки была отменной. К тому же появились первые зрители…