Черная башня
Шрифт:
— Да, я понял, Жанна. Спасибо тебе.
— И еще найди минутку, чтобы мы могли поговорить, — попросила Жанна. — Не об этих делах, а о наших, о нас, обо мне и о тебе. Ведь это ужасно: мы можем погибнуть в любую секунду, не успев проститься друг с другом…
— Ну, ну, Жанна, — привлек к себе жену Клинцов. — Только что ты была такой мудрой, такой рассудительной и вдруг… Впрочем, конечно, родная. Я постараюсь выбрать тихую минутку. Обещаю.
Они поцеловались.
— Теперь вернемся, — сказала Жанна. — Патроны верни Вальтеру. Пистолет тоже должен быть у него: он, кажется, единственный из вас, кто умеет метко стрелять. Помнишь, он и Селлвуд как-то соревновались
— Действительно. Хорошо, что ты напомнила.
Они уже пошли, когда Клинцов вдруг остановился и спросил:
— А не мог ли ч у ж и м стать кто-то из наших? Ведь идея простая: завладеть убежищем, водой, пищей, воздухом, уничтожив всех нас, и таким образом продлить обеспеченный срок ожидания для себя раз в десять.
— Мне кажется, что мы все станем чужими друг другу, если только допустим мысль, что кто-то один из нас уже стал ч у ж и м, — ответила Жанна. — Эта мысль должна стать запретной, Клинцов, нашим табу.
Их ждали. Сенфорд нервничал, ходил взад-вперед, пинал ногами черепки.
Вальтер вертел на указательном пальце пистолет. Холланд подбрасывал одной рукой и ловил камешек. Глебов сквозь очки, словно сквозь лупу, держа их в руке, разглядывал осколок облицовочной плитки. Омар и Саид, смиренно и тихо, сидели у стены.
— Что-нибудь случилось, пока меня не было? — спросил Клинцов.
— Да, случилось! — остановился перед Клинцовым Сенфорд. — Все версии, которые мы тут обсуждали, оказались ложными. Как мы это установили? А вот как. Вальтер предложил спросить у Омара, не стрелял ли он из пистолета, когда выходил хоронить сына. Оказалось, стрелял. Не Омар, правда, а Саид. Он выстрелил над могилой брата. Так он решил проститься с ним, и Омар ему разрешил. Вот и вся загадка исчезнувшего патрона.
— И прекрасно, друзья, — обрадовался Клинцов и улыбнулся Жанне. — Это избавило нас от целого ряда ошибок. Будем искать ч у ж о г о. Однако обсудим это после похорон Денизы. — Клинцов вернул патроны Вальтеру и сказал: — Я попрошу вас, Вальтер, разыскать наших студентов. И будьте готовы в любой момент пустить в ход оружие, если наткнетесь на ч у ж о г о.
Тело Денизы завернули в простыни, затем вложили в спальный мешок.
— Так ей будет хорошо, правда? — не раз спрашивал у Клинцова Селлвуд. — Так ей будет удобно?
— Да, Майкл, — отвечал Клинцов. — Дениза сказала бы нам спасибо.
Селлвуд сам выбрал для Денизы погребальную камеру в дальнем тупике лабиринта. Теперь он указывал путь к ней, идя впереди процессии с фонарем в руке. Дениза лежала на носилках. Носилки несли Вальтер и Ладонщиков — студент Толя. Остальные двигались за ними, по двое в ряд, потому что коридор был узким, хотя и высоким. Идущие светили фонариками себе под ноги, а над ними, под гулкими сводами, висела тьма.
Шли молча. Каждый думал о своем. И все ж каждый отталкивался в своих мыслях от скорбного факта: вот — смерть. Зримая, не моя. Подтверждение банальнейшей посылки банальнейшего силлогизма все люди смертны. А что за смертью? Вечность? Небытие? Увы, вечное небытие… Никто не может пережить свою смерть, чтобы удостовериться в том, что он умер, потому что пережить смерть — значит шагнуть в бессмертие, которого нет. Пока мы живы, смерти нет. Когда она пришла, нас уже нет. Есть вечное небытие. И маленькая надежда, для разумного — несбыточное желание: продлиться. Это говорит в нас сама жизнь — клетки, кровь, лимфа, мозг, сосуществовавшие в интимнейшем единстве и гармонии. Это говорит в нас Я — плод
Кто же даст нам жизнь вечную? Вечную смерть мы уже изобрели — это смерть человечества. Смерть без надежды воплотиться в детях, в делах, в мыслях. Вторая смерть. И о ней они тоже думали, потому что она витала над ними, клубилась над холмом смрадной смесью дыма, пыли и невидимых частиц материи, убивающей все. Материя смерти клубится над холмом, а в холме, по узкому кирпичному лабиринту, движется похоронная процессия, люди, десять живых и одна мертвая.
Селлвуд остановился и сказал:
— Это здесь.
Вальтер и Ладонщиков опустили носилки с Денизой на пол. Селлвуд встал на колени и осветил лицо Денизы. Долго смотрел на нее молча, потом коснулся губами ее лба и сказал:
— Мы все-таки опоздали, Дениза. Ни ты не унесешь моих прощальных слов, ни я не услышу твоих. Я хотел лишь сказать, что любил тебя всю жизнь, что благодарен судьбе, пославшей мне тебя. Я был счастлив с тобой, Дениза. А потеряв, утешаюсь лишь тем, что и я скоро последую вслед. — Он прижался щекой к щеке покойной и лежал так до тех пор, пока Клинцов не коснулся рукой его плеча. — Что? — поднял голову Селлвуд. — Пора?
— Пора, Майкл, — сказал Клинцов.
Вальтер и Ладонщиков внесли носилки с Денизой в камеру. Вышли с пустыми носилками.
— Теперь, вы знаете, где… — сказал им Селлвуд.
— Да, — ответил Вальтер. — Сейчас принесем.
Вальтер и Ладонщиков носили на носилках кирпичи. Селлвуд, Холланд и Клинцов, кладя стенку в четыре кирпича, заделывали вход в погребальную камеру. Когда все было готово, Селлвуд сказал:
— Я хочу побыть один.
— Нельзя, Майкл, — ответил ему Клинцов. — Ты ведь знаешь, что отныне никто не должен остаться один.
— И все-таки! — настоял на своем Селлвуд. — Это мое право. Что бы ни случилось со мной, я хочу остаться один.
— Ладно, — согласился Клинцов.
В нескольких шагах от погребальной камеры охранять Селлвуда остался Вальтер.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Когда по часам наступило утро, Клинцов вышел из штольни. Вышел в противогазе, в брезентовом плаще с капюшоном, со счетчиком Гейгера в руках. Снаружи было по-прежнему темно. Клинцов включил фонарик, но луч его пробился лишь на метр-два сквозь плотную завесу пыли и дыма, лениво всколыхнувшуюся от движения его руки. И хотя Клинцов дышал через противогаз, в горле у него запершило, и он ощутил запах гари, застоявшийся запах, как на пепелище.
Клинцов, как научил его Холланд, опустил к ногам счетчик Гейгера и включил его. Счетчик захрипел, словно горячечный больной, посвистывая и захлебываясь. Клинцов тотчас выключил его, поднял с земли и возвратился к лазу, хваля себя за то, что отошел от лаза недалеко, а то ведь мог и не найти его в этой кромешной тьме.
Вальтер впустил его в штольню. Затем заткнул лаз днищем, обмотанным мешковиной, завалил его кирпичами и засыпал песком. Сказал, довольный своей работой.
— Теперь никакая зараза сюда не проникнет.