Черная башня
Шрифт:
Ирина, устав от его поцелуев, отодвинулась от него, шлепнула по его бессовестным рукам кукурузным стеблем и сказала, глядя в небо:
— Вон звездочка, голубая с зеленым проблеском. Как она называется?
— Не знаю, — ответил он.
— А вон та, другая, с оранжевым лучиком, которая левее, — как называется?
— Тоже не знаю.
— А я знаю, — засмеялась Ирина. — Первая звездочка зовется Степой, а вторая — Ириной. Так они вечно будут одна возле другой…
Ирина была его первой женой. Она умерла во время родов.
Почему же вспомнилось это? Не потому ли, что он считал себя виновным в смерти Ирины?
…Воздух после
Клинцов сделал шаг и снова провел лучом по верхнему своду. Звезда вспыхнула оранжевым светом…
Он уже вышел из зала и был в переходе, соединявшем зал с лабиринтом, когда увидел вдруг впереди себя собственную тень — кто-то сильным лучом осветил его сзади, из зала.
— Не оборачивайся! — потребовал голос, который Клинцов сразу же узнал — это был голос ч у ж о г о.
Клинцов остановился и плотнее прижал большой палец к рычажку зажигалки, которую Холланд приспособил в качестве запала к толовой шашке.
— Ты можешь спросить меня о чем-нибудь, — предложил ч у ж о й, — у тебя есть еще несколько секунд.
Клинцов услышал за спиной приближающиеся шаги. Он мог бы обернуться, но не увидел бы ч у ж о г о, потому что его ослепил бы свет мощного фонаря. К тому же, обернувшись, он вынудил бы ч у ж о г о остановиться, а надо было, чтобы он подошел ближе, чтобы он оказался в переходе, чтобы граната взорвалась у его ног.
— Ну, ты ни о чем не хочешь меня спросить? — ч у ж о й остановился шагах в десяти — для Клинцова этого было достаточно. — Твои друзья были любознательнее.
— Кто ты? — спросил Клинцов.
— Никто, — засмеялся ч у ж о й. — Вы все начинаете с одного и того же вопроса.
— Зачем ты нас убиваешь?
— Из сострадания, — ответил ч у ж о й. — То, что вы узнаете позже, будет страшнее и мучительнее смерти.
— Что же это? — спросил Клинцов.
— Ничто! — ответил ч у ж о й и выстрелил.
Падая, Клинцов успел нажать на рычажок зажигалки. Шипящее пламя бикфордова шнура обожгло ему пальцы.
Грохнул взрыв. Проход обрушился многотонной грудой кирпича, завалившей вход в зал и погребшей под собой Клинцова.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Повар Омар умер, не приходя в сознание. Саид заявил, что не станет хоронить отца в башне, где бесчинствует аш-шайтан, что похоронит его на холме рядом с Ахмадом.
— Он требует, чтобы мы его выпустили из башни, — сказал Глебов. — А также просит дать ему одно одеяло, в которое он мог бы завернуть труп отца. Думаю, что ему надо дать также противогаз, плащ и фонарь, — добавил от себя Глебов. — И, конечно же, надо выпустить его из башни.
— Пусть идет, — сказал Холланд. — Спросите, однако, его, — попросил он Глебова, — намерен ли он вернуться. И объясните ему, что выходить опасно.
Глебов переговорил с Саидом.
— Да, он знает об опасности. Да, он вернется, чтоб отомстить аш-шайтану за смерть отца.
— Час от часу не легче, — вздохнул Холланд. — А справится ли с похоронами он один?
Глебов перевел вопрос Холланда. Саид ответил, что справится, что должен похоронить отца сам.
До выхода из штольни Саида, несшего перед собой на руках труп отца, сопроводил Холланд. У завала он выдал Саиду плащ и противогаз, открыл лаз и помог протащить через него завернутое в одеяло тело Омара. Фонарь Саид не взял: снаружи было светло, правда, не так, как обычно в эту пору — по времени солнце находилось почти в зените, — а так, будто уже наступил хмурый вечер. Холланд не знал, насколько можно было радоваться этому, но все же это была перемена,
Итак, снаружи кончилась ночь, счетчик Гейгера начал, кажется, успокаиваться, есть оружие против ч у ж о г о — все это обнадеживающие факты. Если к тому же Клинцову удастся его охота на ч у ж о г о — должна удаться, черт возьми! — можно будет вздохнуть с облегчением. Впрочем, по-прежнему остается одна неизвестная величина в обеих частях уравнения, где сумма фактов должна означать величину надежды. Эта неизвестная величина — доза облучения, которую он получил. Если она смертельна, то его личная надежда при любых положительных фактах останется равной нулю. Пока он чувствует себя сносно, хотя уже есть признаки того, что настала пора обратиться за помощью или за консультацией к Глебову. Сносно то, что есть. Но что будет?
Надо было похоронить Сенфорда. Холланд понимал, что теперь, когда нет рядом Клинцова, это его забота и что сделать это он должен один. Нельзя было допустить, чтобы все снова лицезрели смерть. Такие удары, нанесенные один за другим, способны подкосить душевные силы даже сильного человека. К тому же все один раз уже пережили смерть Сенфорда, когда Клинцов выкрикнул из лабиринта: «Сенфорд убит!» Выкрикнул и ушел… Почему никому не показался? Боялся, что не устоит перед мольбами жены или, что у самого не хватит потом сил вернуться в эти смрадные крысиные норы?
Странно, но прежде Холланд не ощущал здесь никакого особенного запаха, теперь же все время кажется, что пахнет солдатской казармой, в которой рота только что сняла башмаки. Не от этого ли его тошнит? И не оттого ли, что его тошнит, чудится ему этот запах? Надо пожаловаться Глебову и попросить у него какой-нибудь микстуры. Хорошо бы выпить русской водки, но водки давно нет, и Филиппо теперь вряд ли привезет даже в том случае, если все-таки прилетит…
Холланд миновал поворот к убежищу, пошел прямо — туда, где по его предположениям следовало искать Сенфорда. Он шел с включенным фонарем, лишь краешком сознания опасаясь встречи с ч у ж и м, считая, что ч у ж о й теперь охотится за Клинцовым. О ч у ж о м Холланд думал просто: какой-то малый спятил от страха и теперь палит в любую движущуюся мишень. Он видел таких спятивших парней в джунглях Вьетнама. За ними тоже приходилось охотиться, потому что они палили в любого — и во врага, и в своего. Одного такого малого Холланд лично уложил, получив от него на память пулю в бедро.
Сенфорда Холланд увидел издали и подошел к нему, не замедляя и не ускоряя шага, словно это было привычное дело — подходить к убитым. Осветил лицо Сенфорда, вгляделся в рану на лбу, присвистнул.
— Хорошую же пулю ты поймал, парень! — проговорил он. — Толщиной с майского жука. Для такого маленького лба — такая большая пуля!
Холод уже сковал мышцы Сенфорда, он превратился в неудобную ношу. Пришлось волочить его ногами по земле, пятясь, с перерывами, чтобы осветить путь, не пройти мимо ниши, в которой Холланд решил замуровать Сенфорда.