Черная Изабэлла

После смерти маркизы де Помпадур отошел в прошлое век Великих Женщин в политике. Нежные ручки, державшие одновременно сердца и скипетры королей и из-за ширмы в цветочек руководящие тайной дипломатией, войнами и миром в Европе, лишились своей грозной силы. Век английских королев и русских цариц потускнел в памяти и на время был спрятан в сундук, словно старое роскошное платье. Его еще покажут потомкам, но сегодня это уже не модно, носить не станешь.

Где-то, совсем рядом, еще шелестела складками эпоха леди Гамильтон, а на горизонте слишком далеко и неясно черной замочной скважиной рисовался силуэт Матта Хари, но мужчины об этом не думали. Над миром властно поднималась звезда Наполеона, а потому на присутствие женщин в политике перестали обращать внимание. Значит, их стало больше.

На всех военных и мирных договорах, в тайных и явных мотивах политики или интриги стояла незримая женская подпись. Без их участия не совершала ни одного полного оборота Луна, не говоря уж о рулетках в руках сильных мира сего. И оттого, что женщин не замечали, они становились только более сильными и опасными.

Вот, кстати, одна из них.

Против модного небольшого игорного дома, которыми через пару десятилетий будут просто нашпигованы набережные Монте-Карло, остановилась карета с прикрытым куском темной ткани гербом. Ничего удивительного: вечер, прекрасная погода для ранней осени, 1806 год, Монте-Карло… В княжестве Монако уже тогда любили проводить вечера за светской беседой и зеленым столом. Тот вечер был самым-самым обычным.

Из кареты вышла молодая красивая дама, закутанная в длинный свободный плащ. Но он не мешал видеть, насколько дама молода и красива, и не мешал швейцару у дверей казино узнать ее и заранее поклониться.

Приехала дама одна. Даже никто из слуг не сопровождал ее в залу игорного дома. Слуги (лакей и кучер) остались ждать хозяйку в карете. Они могли только гадать — вернется она через час или будет играть до рассвета. Обычным было и то и другое, и, чтобы не тратить времени, слуги просто не задумывались над этим.

Прекрасная незнакомка с первого взгляда вызывала обычно желание познакомиться с ней поближе, попробуем и мы пойти вслед за ней и узнаем, возможно, что-нибудь интересное. Как ее зовут, для начала.

Во всех светских клубах Монако знают графиню Изабэллу Маркес или проще — Черную Изабэллу. Пока она пройдет до дверей казино, можно рассмотреть ее и немедленно удивиться. А за порогом освещенного зала, когда графиня снимет длинный шитый серебром плащ, станет окончательно ясно, что он был единственной относительно черной деталью в ее внешности.

Светская хроника исчерпывающе сообщает, что в одежде графиня Маркес наибольшее предпочтение отдает зеленому цвету; в драгоценных камнях — жемчугу, изумрудам и аквамарину, поскольку именно они подходят к ее светлым, морской зелени, миндалевидным глазам, обрамленным лучами ресниц.

Правда, у красавицы, похожей фамилией на испанку, а лицом — на француженку, длинные темные волосы, почти всегда бросающие вызов высоким прическам и гладким ковром рассыпающиеся по плечам. Но, при всем желании, их нельзя считать черными. А высокое происхождение графини и ее бархатистая кожа делают прозвище уж совсем неуместным. Но, несмотря на все неопровержимые доказательства "против", стоит ей появиться, и от стола к столу летит шелестящий шепот: "Черная Изабэлла…"

Подойдя к столу, где играют в рулетку, Изабэлла Маркес протягивает фишку крупье и, снисходительно кивнув в ответ на его почтительнейшее приветствие, произносит непозволительные в храме игры слова:

— Как всегда, Антонио.

Крупье немедленно принимает ставку.

"Как всегда" — означает ставку тридцать на черное. Светская хроника знает об этом не хуже крупье, и наши глаза убеждают нас в этом, объяснив непонятное и запутав всё еще больше.

Ни тени радости или волнения не скользнуло по лицу Изабэллы, когда, трижды выиграв, она снова говорит: "Повторить", — будто заказывает коктейль. И выигрывает на черном в четвертый раз.

Не спеша собрав урожай золотых монет, дама переходит к другому столу. Кто-то из молодых азартных мужчин за ее спиной почти кричит: "Тысяча черное!" И через минуту напряженной тишины, раньше слов крупье зал слышит сдавленный стон игрока. Он проиграл. Тогда на губах Изабэллы возникает бледное подобие улыбки окрашенной грустью. Слегка пожав плечами, она садится за карточный стол и одинаково непринужденно проигрывает и выигрывает, беседуя со знакомыми. Ее острый язык смущает многих поклонников, но от этого их не становится меньше.

Через час, снова вернувшись к рулетке, графиня объявляет несколько чисел, на которые она ставит. Проигрывает дважды, выигрывает один раз и удаляется совершенно невозмутимо. Лакей у входа подает ей бокал вина; швейцар — плащ. И так почти каждый вечер, исключая случаи шумных приемов, балы, скачки и еще несколько незначительных обстоятельств, вроде вечерней прогулки на яхте или поездки в театр-варьете, ненадолго разлучающие ее с казино. Но это всё мелочи, и хозяину, синьору Бонито, становится немного не по себе, если он хотя бы раз в сутки не услышит тихий, будто усталый голос без модуляций:

— Как всегда, Антонио. Как всегда…

— Я желаю видеть Мадам! — заявил молодой человек въедливо-крысиной наружности, слишком просто одетый для того заведения, куда он пришел.

Сержанта Лорье привело в дорогой бордель "Белый Фламинго" дело государственной важности. Но сержанту не было нужды говорить об этом, да никто и не удивился, увидев его в заведении мадам Броммон: сержант часто заходил сюда и никого не смущал. (Кроме посетителей, конечно, потому Лорье старался избегать их.) Он поднялся сразу на второй этаж в кабинет хозяйки притона.

Если бы толстая старая ведьма, содержательница этого заведения, услышала такие слова как "притон" вместе с эпитетами обращенными лично к ней, она как минимум укоризненно покачала бы головой с самым ласковым видом. Ибо мадам Броммон была скорпионшей в добротной овечьей шкуре, но ее жало всегда торчало наружу, умоляя, просто-таки умоляя обходиться с ней вежливо.

— Добрый вечер, мадам, — сказал сержант очень вежливо, когда хозяйка вошла в свой кабинет, без спросу занятый полицейским.