Чёрная книга Арды (издание 1995 г. в соавторстве)
Шрифт:
– Я не хочу, чтобы ты торопился. Сначала разберись в себе. Убедись, что не употребишь знания во зло.
– Но разве знание может быть злом?
– Конечно. Вот, смотри.
Мелькор поднял руку, и Ортхэннэр увидел на его запястье странный черно-золотой браслет. Нет, не браслет - гибкое, прекрасное существо обвивало руку Учителя.
– Что это?
– Локиэ - Змея.
– Я не знал, что такое бывает...
– Рукоять твоего клинка - помнишь?
– Да... Но мне казалось - я просто придумал, а тут живое...
– Протяни руку.
Ортхэннэр
– Какая красивая... Это ты сделал?
– Я... Ты говоришь - красивая? Но она смертельна опасна.
– Разве такое может быть опасным?
– Да. Ее яд таит смерть. Но в умеющих и знающих руках этот же яд может приносить исцеление. Двойственность. Потому во многих мирах змея символ знания: ведь знание также может нести и жизнь, и смерть. И также опасно оно в неопытных руках, ибо может обернуться злом. Помнишь, я сказал - первым твоим творением был клинок. Потому и спросил.
– Но и у тебя - меч, Учитель...
– И меч не всегда служит смерти.
Они остановились.
– Прислушайся. Что ты слышишь?
– Песню волка. Шорох крыльев совы.
– Слушай.
– Я слышу, как ветер поет в ветвях, как шелестит трава.
– Слушай сердцем, Ученик.
Ортхэннэр молчал долго. Потом сказал, словно сам удивляясь своим словам:
– Знаешь, Учитель... мне кажется: что-то бьется - живое, хочет вырваться... и почему-то не может...
– Ты умеешь слышать. Смотри.
Мечом очертил Мелькор в воздухе странный знак, на мгновение вспыхнувший, но почти в тот же миг рассыпавшийся голубоватыми искрами, и коснулся клинком земли. И почудилось Майя - тихо вздрогнула земля. И там, где коснулся ее черный меч, забил родник. Опустившись на колени, Ученик зачерпнул ладонью ледяную воду и поднял сияющие глаза на Учителя:
– Как ты сделал это?
– Узнаешь, - Мелькор улыбнулся в ответ.
– ...Знаешь... иногда почему-то кажется - мир так хрупок...
– Потому я и хочу, чтобы ты был осторожен. Великая сила те знания, что я даю тебе; одно неверное движение, шаг с пути - и ты начнешь разрушать.
– Я понимаю, - Майя обернулся к Мелькору - и замер.
"Крылья?!"
Вала смотрел на ночное небо, тихо улыбаясь - то ли своим мыслям, то ли чему-то неслышимому пока для Ортхэннэра.
Огромные черные крылья за спиной.
"Конечно... если Валар могут принимать любой облик, кому же и быть крылатым, как не ему?.."
ЧЕТВЕРО. ВЕК ДЕРЕВ СВЕТА
Золотоокий спал, но сон его был не совсем сном. Ибо казалось ему, что он в Арде - везде и повсюду одновременно: в Валиноре и в Сирых Землях; и видит и слышит все, что творится. Он видел все - но ничего не мог. Не мог крикнуть, что звезды - гэле - не творение Варды, что это и есть Свет... Он видел, как ушел Артано; он даже позавидовал ему, ибо знал, что у самого не хватит силы духа уйти к Врагу... А Врага он уже не мог называть Врагом. И слова, идущие из ниоткуда, дождем падали в сердце его, и он понял смысл имени -
А потом он увидел над собой прекрасное лицо Айо. Он знал, что это сон. Но Айо мог входить в любые сны, и сейчас он выводил из сна Золотоокого.
– Все что ты видел - истина, - тихо говорил Айо.
– Истина и то, что Король Мира и Варда не хотят, чтобы это видели. Мне тяжело понять, почему.
Золотоокий молчал. Терять веру всегда тяжко. Наконец он поднял голову.
– Я не могу больше, - с болью проговорил он.
– Надо уходить.
– К Врагу?
– Нет. Просто уходить. Не "к кому" - "откуда".
– Тебя не отпустят.
– Все равно. Иначе лучше бы не просыпаться...
– Хорошо. Постараюсь помочь. Но тогда уйду и я... Как же отпустить тебя одного - такого, - грустно улыбнулся Айо.
Были ли то чары Айо, или действительно Манве и Варда больше не желали видеть Золотоокого здесь, но его отпустили. Правда он уходил лишь для того, чтобы узнать, пришли ли уже в мир Старшие дети Единого - Валар не желали покидать светлый Аман. Ирмо же легко отпустил Айо, и друзья ушли вместе.
Они выходили из Озера Куивиэнен - слабые, беспомощные, испуганные, совсем нагие. А земля эта не была раем Валинора. И они дрожали от холодного ветра и жались друг к другу, боясь всего, боясь этого огромного, чудовищного дара Эру, что упал в их слабые, не подготовленные к этому руки - боясь Эндорэ. Ночь рождения была безлунной, непроглядной, и в темноте таился страх. И только там, вверху, светилось что-то доброе и красивое, и один из Эльфов протянул вверх руки, словно просил о помощи, и позвал:
– Эле!
Тот, кто пришел к ним первым, откликнувшись на их зов, носил черные одежды, и те, что ушли с ним, стали Эльфами Тьмы, хотя им было дано ощутить и познать радость Света раньше всех своих собратьев. Ибо было им дано - видеть.
Тот, кто пришел к ним вторым, был огромен, громогласен и блистающ, и многие Эльфы в ужасе бежали от него в ночь; те же, что ушли с ним из Эндорэ, стали Эльфами Света, хотя и не знали Света истинного.
Те, что пришли к ним третьими, были очень похожи на них, но гораздо мудрее. И Эльфы, слушавшие песни Золотоокого и видевшие наваждения Айо, полюбили Эндорэ и остались здесь навсегда. Они разделились на разные племена и по-разному говорили они, но в Валиноре их звали Авари, Ослушники.
Так Золотоокий нарушил приказ Короля Мира, ибо остался в Эндорэ. Так остался в Покинутых Землях Айо. Так не вернулся Охотник, ибо хотел он творить. Так не вернулась Весенний Лист, ибо остался в Средиземье Охотник. А Оссе не покидал Средиземье никогда.
Бродил по земле Золотоокий, и Эльфы чтили его и любили его песни, хотя и не все понимали. Пел он и о Валиноре, и о Творении, и о Светильниках, но если бы все это слышал Король Мира, то вряд ли Золотоокий сумел бы спеть потом хоть одну песню. И только Эльфы Тьмы, что жили на севере, понимали его так, как он сам понимал себя. Потому любил он бывать среди них, но тайно - он боялся мощи и величия Мелькора.