Чёрная книга Арды (издание 1995 г. в соавторстве)
Шрифт:
– Здравствуй...
Он осекся, не смея вымолвить привычное "Учитель".
– Ну и как ты жил все эти годы? Сядь.
Он быстро сел на камень и, нервно сплетая и расплетая пальцы, заговорил, глядя куда-то мимо лица Мелькора.
– Я хотел тогда вернуться, правда, я не лгу. Мне было страшно, очень страшно, я боялся... Я уговаривал себя, что волен выбирать, ты ведь сам говорил. Я хотел жить! А потом, чуть позже, я испугался того, что я остался жить - один. Я вернулся - а тут одни мертвые. Я словно обезумел звал, кричал, думал - хоть кто-то жив... Потом
– Где?
– тихо, очень ровно.
Золотоволосый встрепенулся и, повернувшись, указал на северо-восток.
– Там. Это целое поле. Там ничего не растет - только маки. Черные маки, с красным пятном в середине. Поле маков... Они говорят, если слушать...
– Что было потом?
– Ничего. Где-то бродил. Сознание словно распалось надвое - я знал, кто и что я, но это словно спало. Как во сне - знаешь, что сон, а проснуться не можешь. Так и я. Люди подобрали меня - нагого, полубезумного, полумертвого от голода. Я жил у них семь лет. Потом ушел я же не старею... Приходилось скрывать свою суть. Я много видел племен. Привык к людям...
– Как ты нашел меня?
– Я хотел тебя видеть. Я чувствовал тут, внутри, все, что было с ними... Что было с тобой... Я почувствовал - и пришел...
– Зачем?
Он замолчал, затем, набрав воздуха в грудь, быстро заговорил:
– Вымаливать прощение. Знаю, что трусость и предательство не простить, не стереть, но я же понял все! Я пережил... Я казнил себя каждую секунду, я больше не могу! Прости меня, скажи, что я не окончательный подлец, помоги мне! Вели искупить, вели умереть!
– Зачем? Разве после этого ты сможешь забыть? Или все оживут? Время вспять не повернуть, и ты не сможешь чувствовать себя, как тогда.
– Мне нужно твое слово! Скажи, что прощаешь! Скажи, умоляю!
– Я прощаю. Да я и не вправе ни карать тебя, ни винить. Зачем тебе нужно было мое слово... Я ведь сам тогда сказал... Просто...
– Просто - никто не ушел больше. Я знаю, не договаривай! Я ведь видел... Я и не смел надеяться на то, что ты... Мне нужно было лишь твое прощение. А я - я себя не прощу.
Повисло молчание.
– И чего ты хочешь?
– Позволь... позволь быть с тобой, помогать... Не гони меня...
– Я не гоню. Но пойми - мне тяжело видеть тебя. Больно.
– Понимаю... Ты просто велишь мне уйти. Тебе уже нет до меня дела. Что же, поделом мне...
– Ты не понял. Ты будешь со мной, но пока не рядом. И... не зови меня Учителем. Нет-нет, это просто чтобы не вспоминать...
– Да... Властелин мой. Я на все согласен. Тому, что я сделал, ты действительно нас не учил...
Имя его было Гэлторн. Он был из младшего поколения Эллери Ахэ, милый добрый юноша, из "говорящих-с-травами". Можно было понять его ужас и бегство, но... кто он теперь? Человек? Эльф? Как быть теперь с этим несчастным одиноким существом?
Он давно - знал. Теперь он - видел. Гортхауэр опустился на колени:
– Я знаю все... что они сделали!..
Голос его
– Не прощу.
"Что с тобой сделали, Ученик... Ты - и жестокость. Что я с тобой сделал..."
Майя не посмел взять руку Мелькора. Он лишь благоговейно коснулся губами края одежды Учителя; он знал, что прошел Мелькор, что пережил он и что свершил. И Мелькор поднял его с колен; и, глядя в глаза Учителю, сказал Майя:
– Больше никогда я не оставлю тебя. Прости меня; но не проси и не приказывай. Я клянусь, я не покину тебя.
Но Мелькор молчал.
Гэлломэ, Лаан Гэлломэ...
Зачем снова и снова возвращаться сюда? Здесь нет больше никого. Нет ничего. Зачем ты пришел?..
Пепел смешался с землей, в землю ушла кровь, Гэлломэ, Лаан Гэлломэ...
Там, где были дома - полынь и чернобыльник: словно пепел осыпал черно-фиолетовые листья и стебли; и ветви деревьев - сведенные болью пальцы, искалеченные руки, протянутые к небу, Гэлломэ, Лаан Гэлломэ...
Если долго вглядываться в чашу черного мака, начинает видеться лицо. Черным маком стала душа - лишь одного цветка, одного лица - нет.
...Кто здесь? Ты...
Никого здесь нет. Это ночной туман это ветер шепчет, птица кричит вдалеке. Не обманывай себя. К чему вечно растравлять раны души - и без того не забыть.
Глубока вода, как скорбь, высоки - по грудь - полынные стебли, горька роса - слезы Лаан Гэлломэ. Каменным крошевом обрушились кружевные мосты... Так тихо-тихо... Скорбь твоя, память твоя - Лаан Ниэн...
– Учитель...
Мелькор медленно обернулся и посмотрел на Ученика.
– Учитель, я сделал, что мог, но крепость не завершена...
Вала кивнул и поднял обожженные руки к небу, прикрыв глаза.
...Невозможно привыкнуть к Творению, когда видишь, как сердце рождает музыку, и музыка претворяется в образы - сначала зыбкие и неясные, потом обретающие суть и плоть. Когда видишь, как из скал, похожих на сгустки тьмы, растут призрачные башни, сотканные из звездного тумана, как становятся они сходными с кристаллами черного хрусталя - звенящие, полупрозрачные, мерцающие... Время останавливается - и нет ничего вокруг, и нет тебя - только музыка, рождающая новое, только музыка - скорбная и грозная, и слышишь, как бьется сердце Творца, и свет в ладонях его, и звезда на челе его...
Мелькор опустил руки, и Гортхауэр тихо и восхищенно вздохнул:
– Воистину, всесилен ты...
Бесшумно открылись черные врата; Учитель и Ученик вступили в крепость.
От Гэлторна изредка приходили известия. От него и о нем. И всегда это была горькая, мучительная радость - все-таки Мелькор любил его, как любят ребенка. Может, только за то, что это ребенок... Пятисотлетний ребенок. Он не старел - Эльфы не стареют. Наверное это невыносимо - вечно прятаться, покидать тех, к кому прирос душой, лишь бы не раскрыли, что он не Человек. Гортхауэр не скрывает, что он бессмертен, да и Мелькору незачем рядиться в чужое обличье. А Гэлторн теперь вечный скиталец, и дома нет у него. Всем чужой, даже близким.