Черная Книга Арды
Шрифт:
…ахэнэ и черные маки.
Ударом — взгляд огромных черных глаз:, безумное темное пламя — безмолвный крик в сухих колодцах зрачков; кровью — капли вишневого вина из лунного кубка, рвутся струны в огне, рвутся с сухим шелестом мертвые черные бабочки сгоревших листов -
… Как вы можете! Это же — книги!..
Этого не было в Замысле. Это не должно существовать — неизменность ледяного кристалла, равнодушное величие лавины, как тростинки ломающей сосны.
… Что вы?.. Зачем вы это делаете?.. Остановитесь… Разве мы причинили вам зло ?..
— Остановитесь! — срывая голос, кричал майя в бесстрастные лица Сотворенных, не понимая, что нельзя остановить то, что было века назад. — Я умоляю — остановитесь!.. Как вы можете…
Вы не можете… вы не посмеете! Это же Дети! Они никому не делали зла — смотрите сами…
Мы видели, — с горных высот.
— Смотрите, — хрипел он, захлебываясь горьким морозным туманом, — своими… глазами…
…Гэллаин, радость моя, звездочка… что я наделал, почему не сказал тебе уйти?.. Ведь ты бы защитил ее, Учитель, да?..
— За что, — без голоса, — не надо… Это же Дети… Дети…
— За что?!..
…сухие стебли под снегом: осока и вереск -
Лаан Ниэн.
…Как добрался назад, Суула не знал тогда и не мог вспомнить потом. Шел как слепой и под аркой замка, шатнувшись, рухнул ничком — не вскрикнув.
Не ощутил, как подняли его, но от прикосновения узких пальцев к виску — дернулся, как от ожога, и распахнул глаза.
Без белков. Как скол темного граната.
Неузнающие.
Кровь и пламя во тьме.
— Я, — проговорил запекшимися губами, не слыша себя, — пойду… к ним. Я скажу… Они должны… понять… никогда… никогда…
Больше он не видел и не помнил ничего.
— Тано… вы, вы все… они тоже… все пришли в этот мир из любви к нему. Они должны увидеть то, что видел я. Я могу. Я сделаю это. Я покажу им. Расскажу. Они поймут.
…Они говорили долго. Трое постигших, что значит — терять. Знающих, что значит — непонимание. Видевших, что значит — война. Он выслушал их. Молча. Не перебивая, не споря, не возражая.
На рассвете он исчез.
Добраться до Благословенной Земли оказалось не легче, чем до Эндорэ: это его удивило. Стена тумана остановила его полет, и он рухнул в ленивые волны; отфыркиваясь, вынырнул среди золотисто-зеленого, нежданно теплого колыхания, невольно радуясь тому, что майяр не знают человеческой усталости: слишком долго пришлось плыть в вечном вечернем сумраке, пока не показались окутанные туманом прибрежные скалы.
— Я принес слово айну Мелькора Могучим Арды. Я прошу Изначальных выслушать меня…
В тронном зале на вершине Таникветил Суула стоял — как в Круге Судей, щурил глаза от сияния бессчетных драгоценных камней, от золото-лазурного блеска изысканно-сложной мозаики, от вечного света Валинора: успел отвыкнуть. Изначальные смотрели на него — все четырнадцать; он поклонился Феантури, после — всем прочим и заговорил.
…о лесах в золоте осени, о дорогах и замке в горах — о Смертных и иртха, об Учителе и Гортхауэре; ткал видения, задыхаясь от нахлынувшего щемяще-светлого чувства — так рассказывают о доме; о ласковом свете и горчащей красоте Лаан Гэлломэ, о том, что — не может, не могло это, прекрасное, быть неугодным Всеотцу и что Великие ошиблись… Он говорил.
…об обожженных руках и о золе Лаан Ниэн, о Трех Камнях, о том, что гнев и боль бывают сильнее живущих, о яростных Нолдор — и снова о Тано; мешая слова Валинора и Ах'энн — он говорил о войне, о боли, о мудрости, о том, что Света нет без Тьмы, и о любви… …он говорил.
…с яростной верой — о том, что возлюбившие мир не могут не понять друг друга, — и о том, что Изначальные превратили Аман в золотую клетку для Старших Детей, и о свободе; о справедливости и милосердии — и снова о любви…
…он говорил.
…он просил Великих остановить войну, пока это еще возможно, — все яснее понимая бесполезность своих слов, ощущая неверие, непонимание, гнев Изначальных как свинцовую тяжесть, давящую на плечи, сжимающую виски жарким тугим обручем.
— Да поймите же!.. — отчаянно крикнул в искристое душное сияние. — Смотрите сами! Своими глазами - не так, как вам повелел…
…словно гигантская рука швырнула его прочь, вниз с ледяной алмазной вершины — тело дернулось нелепо, ища опоры, и еще миг он верил, что знакомые руки подхватят, не дадут упасть, — ждал, что хлестнет в лицо соленый воздух, рассеченный сильным взмахом черных крыльев…
Потом был удар.
И острые осколки, шипами впившиеся в скулу.
…Он — посланник!..
Не посланник — отступник, продавшийся Врагу.
…Мне тяжело видеть это деяние; справедливо ли поступили мы ?
…Дурную траву рвут с корнем.
…он — прислужник вора и убийцы.
Это — угодно Единому.
…Он открыл глаза и близко увидел, как в сверкающей пыли медленно течет, расплывается густая темная влага. Вишневое вино…
Потом раскаленные стальные когти боли рванули его тело, ночные глаза распахнулись в беспомощном непонимании, шевельнулись уже непослушные губы:
Тано… больно…
Лазурная эмаль неба лопнула со звоном — в шорохе битого стекла обрушился мир.
…Узколицые, безмолвные, облаченные в одеяния цвета ночи и застывшей крови посланники Чертогов Мандос укрыли тело плащом, подняли и понесли прочь.
ГОБЕЛЕНЫ: Оковы