Черная Книга Арды
Шрифт:
— У тебя глаза болят?
— Да, — ответил, помедлив мгновение.
— Мы ненадолго и совсем-совсем тихо…
Они расселись кружком у его кресла.
— Сказку рассказать? — улыбнулся он.
Элли усердно закивала:
— Расскажи еще про девочку и дракона…
…Дракон был совсем маленьким — ростом чуть больше девочки. Девочка тоже была маленькой, и ей нравился дракон — такой красивый, крылатый, с сияющими глазами…
Так они подружились, и иногда дракон позволял девочке забираться ему на
— …А как его звали, Астар?
— Элдхэнн.
— Наш Ледяной Дракон?.. Но он не умеет дышать огнем, и чешуя у него черно-серебряная…
— Элли, сестренка, это все-таки сказка…
…Вдвоем они часто бродили по лесам. Была у них любимая поляна: красивые там были цветы, а неподалеку росла земляника; девочка собирала ее, а горсть ягод всегда высыпала в драконью пасть. Дракону, конечно, это не было нужно — ему хватало солнечного света и лучей Луны, — но маленькие прохладные ягоды казались такими вкусными — может, потому, что их собирала для дракона девочка.
Вечером она набирала сухих сучьев, и дракон помогал ей развести костер, а сам пристраивался рядом. Они смотрели на летящие ввысь алые искры, и девочка пела дракону песни, а он рассказывал ей чудесные истории и танцевал для нее в небе, и приводил к костру лесных зверей — девочка разговаривала и играла с ними, и ночные бабочки кружились над поляной… А однажды пришел к костру Белый Единорог из Долины Ирисов и говорил с ними — мыслями, и это было как музыка — прекрасная, глубокая и немного печальная…
— …Это наша Долина Белого Ириса?
— Нет, Илтанир. Это было очень давно — не здесь…
…Шло время, девочка подросла, а дракон стал таким большим, что, когда он спал, его можно было принять за холм, покрытый червонно-золотыми листьями осени. Нет, они остались друзьями; но дракон все чаще чувствовал себя слишком большим и неуклюжим, а девочка была такая тоненькая, такая хрупкая…
Больше он не мог бродить с девочкой по лесу, и, если бы он попытался разжечь костер, его дыхание пламенным смерчем опалило бы деревья. Дракон печалился, и девочка рассказывала ему смешные истории, чтобы развеселить его хоть немного, а он боялся даже рассмеяться: сожжет еще что-нибудь случайно…
Один раз он пожаловался Единорогу — говорил, что не хочет быть большим. Лучше бы я оставался маленьким, вздохнул дракон, и мы гуляли бы вместе, играли бы, а сейчас? И Единорог ответил: у каждого свой путь, ты сам скоро это поймешь…
А потом пришла в эту землю беда. Неведомо откуда появился серый туман, и там, где проползал он, не оставалось ничего живого. Увядала трава, осыпалась листва с деревьев, в ужасе бежали прочь звери и умолкали птичьи песни. Все ближе подбирался туман, несущий смерть, и не знали люди, как защитить себя и что
Он вернулся. Золотая чешуя его потускнела, волочилось по земле перебитое крыло, и темные пятна крови отмечали его путь, и устало прикрывал он сияющие глаза.
Он вернулся и сказал: Это больше не вернется. А потом лег на землю и уснул. Он был похож на холм, укрытый червонно-золотыми листьями осени. Он спал долго. Менялись звезды в небе, отгорела осень, зима укутала его снегом… А потом наступила весна, и расцвели рядом со спящим драконом цветы — золотые, как его крылья, алые, как его пламя, пурпурные, как его кровь… А девочка все ждала: когда же дракон проснется ?И приходила к нему, и гладила его сверкающую чешую, плакала потихоньку и пела ему песни…
Тогда вышел к ним из леса Белый Единорог, мудрый зеленоглазый Единорог. И дракон проснулся.
Так ли уж плохо быть большим, спросил Единорог.
У каждого свой путь, ответил дракон, теперь я понимаю.
Они молчали. Над ними мерцали звезды. Неподалеку в доме горел свет, и они услышали, как там смеются дети…
… - А какая она была?
Казалось, он говорит сам с собой:
— Смелая. И печальная. Тоненькая, как стебелек полыни, а глаза — две зеленые льдинки. И серебряные волосы.
— Красивая? — шепотом спросила Элли.
— Очень.
— А что было потом?
Он помолчал немного, потом ответил:
— Она выросла, стала взрослой… Один из лучших менестрелей той земли полюбил ее и взял в жены. У них было двое сыновей…
— И они жили долго-долго, да? И были счастливы?
Он снова ответил не сразу:
— Да.
«Скажи уж лучше — и умерли в один день. Так будет вернее…»
— А как ее звали?
— Элхэ.
— Красивое имя. Только грустное…
«Нет, нельзя так… Но куда мне бежать от этого воспоминания? Твоя кровь — на моих руках… Твое сердце — в моих ладонях — умирающей птицей, и не забыть, не уйти… Вот ведь чего наплел. Тоже мне, сказитель. И кто только за язык тянул…»
«А ты скажи, скажи им правду! Что не прекрасного менестреля она полюбила, а слепца и труса с холодным сердцем. И не жила долго и счастливо, потому что бессмертный глупец позволил ей умереть за него!»
— О чем ты задумался, Астар?..
…И в первый раз над входом появился знак Одиночества — спящий дракон цвета листьев полыни на узкой черной ленте. В первый раз — осенью, на сколе времен…
— Пустите меня!..
Отчаянный женский крик заставил его вздрогнуть. Он еще успел машинально набросить плащ, спрятать в его тяжелых складках обожженные руки.
— Пустите, пустите!..
Крик захлебнулся. Она вбежала в комнату — спутанные волосы цвета золотистой сосновой коры почти скрывают лицо. Двое мужчин растерянно замерли на пороге, не зная, что делать. Он сразу же забыл о них: он видел только эти глаза, переполненные болью.