Черная книга секретов
Шрифт:
Полли не ответила. За преподобным водилась привычка переспрашивать — очень удобная привычка, когда не знаешь, что ответить. Левиафант приобрел ее в том приходе, где служил раньше, поскольку тамошняя паства отличалась крайней любознательностью по части богословских вопросов, обожала заводить такие разговоры и полагала, что преподобный неизменно должен с готовностью поддерживать подобную беседу.
— Так, значит, ростовщик? — повторил преподобный.
Он поспешно прикинул, как отразится появление ростовщика на его, Левиафанта, положении в деревне, и с облегчением решил, что никак не отразится.
Узнал он об этом как-то вечером, когда от приятной дремы в кресле его разбудил яростный стук в дверь. Полли кинулась отворять, но вошедший грубо отпихнул ее локтем и влетел прямиком в гостиную. Это был Гадсон.
— Иеремия? — спросил преподобный. — Рад, рад. А что, уже четверг?
— Четверг-то он четверг, но я к вам по важному делу, — пропыхтел Гадсон.
— Это насчет Обадии и трупов?
— Нет, насчет этого треклятого ростовщика!
Преподобный подобрался в кресле.
— А, вы про мистера Собби… как его там? Да он ведь безвредное создание?
— Безвредное? Как бы не так! — вспылил Иеремия. — Ничего себе безвредное! Да он сущий дьявол во плоти!
Запыхавшийся от подъема в гору и обессиленный сказанным, Иеремия плюхнулся на стул напротив священника. Полли тут же подала ему выпить, долила стакан преподобного и поспешно ускользнула. Нечего торчать в комнате с этой парочкой, решила она, себе дороже выйдет. А подслушивать удобнее за дверью.
Иеремия осушил стакан одним жадным глотком, потянулся к столу, вернее, к полному графину на столе и переставил его на каминную полку поближе к себе.
— Стерлинг, — отчеканил он, — этот ростовщик погубит нам все дело. То есть мне. Он заставил витрину отборным хламом, но за этот хлам он платит звонкой монетой.
— Так в чем загвоздка? — Преподобный попытался придать голосу заинтересованность, что удалось ему с трудом: у него побаливала голова и клонило в сон.
— Как в чем?! Он платит за хлам несусветные деньги! Если так пойдет, скоро все местные рассчитаются с долгами! — воскликнул Гадсон.
— Понятно, — сказал преподобный.
— А если они перестанут быть моими должниками, откуда же я буду брать деньги? — продолжал Иеремия и, будто стараясь подчеркнуть важность своих слов, подался вперед и ткнул преподобного толстым указательным пальцем. — Вы должны принять меры. От этого зависит вся моя жизнь.
Тут уж преподобный проснулся окончательно.
— Я? Меры? Какие меры? Что я могу? — залепетал он.
— А вот какие. Убедите свою паству, что Заббиду — приспешник самого Сатаны. И исчадие ада.
— Приспешник Сатаны? — по привычке переспросил Левиафант. — А это вправду так?
Ему никогда раньше не случалось сталкиваться с приспешниками Сатаны и исчадиями ада.
— Правда, кривда, какая разница! — прорычал Иеремия, раздражаясь все больше. — При чем тут правда, если речь идет о делах и деньгах? О коммерции! Мне нужно, чтобы местные под страхом смерти не смели больше соваться к ростовщику.
— Не знаю, получится ли… — осторожно протянул преподобный.
— Делайте что сказано, и все! — отрезал Гадсон.
Глава двадцать вторая
Преподобный выступает на битву
— Братья и сестры! Добрые прихожане Пагус-Парвуса! — начал преподобный Левиафант. — Заклинаю вас, услышьте слова мои!
«Заклинаю? — испуганно переспросил он сам себя. — А так можно говорить в проповеди? А, ладно, сойдет. Кто тут понимает в тонкостях риторики!» И он продолжал говорить, но голос его дрожал, и руки тоже дрожали, причем и то и другое было заметно. Надо было выпить не один стаканчик виски, а два, нервы бы успокоить, пронеслось в голове у преподобного. Он уже много лет не читал проповеди, и уж тем более в такой неуютной обстановке. С неба сыпал снежок, а преподобный Левиафант стоял на ящике посреди улицы, неподалеку от дома Гадсона. Ему-то казалось, место для проповеди подходящее. Преподобный откашлялся и повысил голос.
— Ибо говорю вам, явился мне ангел в ночи и открыл мне тайну.
К этому моменту слушателей у преподобного было всего трое, а именно братья Корк, вооруженные снежками. Остальные прохожие обходили ящик и стоявшего на нем проповедника, оставляя на снегу цепочки четких следов, но задерживаться не задерживались. Однако когда прозвучало слово «ангел», местные жители подтянулись поближе. Упоминание об ангелах заинтриговало их изголодавшееся воображение. И вскоре вокруг преподобного собралась небольшая кучка слушателей с покрасневшими от холода носами.
— Ангел? Что, взаправду ангел? — спросил кто-то.
— Да, настоящий ангел, — подтвердил Левиафант.
— Преподобный, а вы не обознались? Может, это дух какой? Спиртной, из бутылки? — выкрикнул Горацио Ливер. — Оно бывает, если перебрать портвейну.
Священник побагровел, но продолжал речь:
— Истинно говорю вам, исполинского роста ангел явился мне с небес и поднял меня с одра моего!
— И что он сказал? — поинтересовался мясник, даже не пытаясь скрыть насмешку.
— И рек мне ангел: «Стирлинг, ступай к жителям этой бедной деревни и передай им, чтобы остерегались они, ибо дьявол бродит средь них, искушает грязными барышами и обманывает своими сатанинскими хитростями, уловляя людей в тенета свои».
— Чего-чего? Какие еще те не та? — засмеялся Элиас Корк. — Это по-каковски? Он иностранец, что ль?
— Деньги! — нетерпеливо перевел преподобный. — Дьявол среди нас, и он иску… заманивает нас своими деньгами. Дьявольскими.
— Дьявол у нас тут живет только один, а денег его мы не видели, — подал голос Джоб Молт, кузнец, и ткнул заскорузлым пальцем в сторону дома Иеремии.
В этот самый миг занавеска в окне упомянутого дома качнулась, и преподобный усомнился, верно ли он выбрал место для проповеди. Может, стоило поставить ящик чуть выше по склону?