Черная книга
Шрифт:
Работа шла беспрерывно круглые сутки, и днем и ночью, и все же нельзя было с ней справиться — так много было вещей.
Здесь, в тюке детских пальто, я нашел однажды пальто моей младшей дочурки — Лани.
Уже вскоре после того, как я начал работать в этой команде, я узнал о газовых камерах, о крематориях, где ежедневно сжигались тысячи людей, я узнал о судьбе всех тех, кому не посчастливилось попасть в рабочие команды, и понял, что та же судьба постигла и мою семью. Люди ослабевшие, истощенные, больные, негодные для рабочих команд, неизменно ”газировались”, а на их место присылались другие. Однажды, в сильный мороз, эсэсовцы заставили
Сказаться больным, попасть в амбулаторию было равносильно добровольной отправке в ”газ”. Мы очень скоро узнали об этом. У моего старшего брата Михла, находившегося вместе со мной в Освенциме, распухли ноги. Он пошел в амбулаторию и больше оттуда не вернулся. Так погибли и другие мои остринские земляки: Мойше-Янкель Камионский, Шлойме-Гирш Шилковский, Мотл Кринский и другие.
Я чувствовал, что силы у меня падают с каждым днем, я еле держался на ногах. Но товарищи по команде поддерживали меня, помогали скрыть от охраны мое болезненное состояние. Если бы не их помощь, не миновать бы мне ”газа”.
12 января 1943 года нашу команду переселили в Биркенау.
Аушвицу немцы старались внешне придать вид рабочего лагеря. На территории лагеря редко можно было увидеть труп заключенного.
Совершенно иначе дело выглядело в Биркенау. Здесь все свидетельствовало о том, что мы находимся на фабрике смерти. Повсюду возле блоков лежали мертвые или умирающие люди. Грязь в бараках царила неописуемая. В зимние, морозные дни людей посылали в холодные бани, окатывали ледяной водой. Заболевших отправляли в газовые камеры. Сначала отправки производились раз в неделю, потом стали отправлять все чаще и чаще. Ослабевшие, изможденные люди еле вытаскивали ноги из грязи, которой была покрыта вся площадь лагеря. А эсэсовцы, забавляясь, ставили им палки под ноги. Упадет человек, ему уже не встать. Однажды вечером, выходя на работу, я увидел два грузовика с прицепами, полные трупов.
Не меньше эсэсовцев свирепствовали надзиратели отдельных бараков, большинство которых вербовалось из уголовных преступников. На моих глазах немец-надзиратель нашего барака убил однажды четырнадцать человек. В других бараках положение было не лучше, если не хуже.
Вставали мы в четыре часа утра. ”Апель” утром и вечером продолжался часа по три. Производился он во дворе. Особенно мучительным был вечерний ”апель”. Здесь же, перед строем, производилась экзекуция над людьми, в чем-либо провинившимися на работе. В дополнение к побоям, полученным ими еще на работе от охраны, во время ”апеля” снова производилось избиение. А иногда человека прямо отправляли в ”газ”. Особенно свирепый характер носили ”апели”, если кого-либо не хватало. ”Апель” тогда продолжался бесконечно. За бежавшего расплачивались все, кто с ним работал.
Помню, как-то летом 1943 года из лагеря выехало с навозом восемь человек заключенных русских из сельскохозяйственной команды. Они остались на несколько часов работать вне лагеря. Троим из них удалось бежать. Охрана несколькими выстрелами в лицо расстреляла остальных пять заключенных. Тела их были доставлены в лагерь и для устрашения остальных заключенных уложены на столы возле ворот. Так пролежали они двое суток.
Если кто-либо не в состоянии был идти на работу, его отправляли в седьмой барак. Это было место,
Не прошло и двух месяцев с момента нашего прибытия в Освенцим, как из всей нашей группы в сорок девять человек осталось лишь четверо или пятеро. Все остальные постепенно были убиты или отправлены в ”газ”.
Часть наших остринских работала в лесу, в команде, которая заготовляла дрова для крематориев или для сжигания во рвах. От одного из них, Фишеля Любецкого, я узнал, что Лейб Бриль, Яков Слацник, Лейб Слацник были повешены эсэсовцами в лесу. У самого Любецкого все тело было в кровоподтеках от побоев. Но он был крепкий парень — выдержал и пробыл вместе со мной в лагере до самых последних дней.
В феврале я увидел среди вновь прибывших своего племянника, сына моей сестры из Гродно — Йоэля Камионского. От него я узнал о судьбе моего мальчика Йоэля, которого я пытался спасти в дороге. И он не миновал Освенцима. Привезли его сюда вместе со всей семьей моей сестры, и из всей этой семьи только Йоэль Камионский попал в рабочую бригаду. Судьба остальных была уже для меня ясна — ”газ”.
До весны 1943 года транспорты людей шли преимущественно из польских областей, отнесенных гитлеровцами к Третьему Рейху, частично также из ”генерал-губернаторства”. Затем стали прибывать первые транспорты из Греции, Чехословакии, Германии, Франции.
Прибыл однажды транспорт из города Пружаны. Один из прибывших, увидя людей нашей команды, спросил: ”Скажите, какой смертью суждено нам умереть?”
Я чувствовал, как у меня с каждым днем тают силы. Как ни старались мои товарищи по команде оградить меня от взоров охраны, я часто стал попадать под палочные удары. До сих пор звучит в моих ушах команда: ”Нагнись!” В вещах, которые мы разбирали, попадалось иногда съестное. Мы старались скрыть это от охраны, но если эсэсовцы обнаруживали у нас какие-либо продукты или замечали, что мы что-нибудь съели, нас били нещадно.
Я получил однажды тридцать пять палочных ударов за передачу куска черствого хлеба, найденного в вещах, моему племяннику Йоэлю Камионскому. Жизнь становилась невмоготу. Но товарищи всячески старались поддержать во мне дух бодрости, убеждали что надо беречь жизнь, — она еще может пригодиться.
С особой благодарностью вспоминаю сейчас моих товарищей: Альберта (прибывшего из Франции) и Кабачникова. В Освенцим они попали еще раньше меня — их номера были среди 40-х тысяч.
Евреи, привезенные из Греции, были преимущественно жители Салоник. Перед отправкой из Греции им было заявлено, что они едут на работу в Польшу. Люди поверили и были поражены, когда по прибытии эшелона в Освенцим, тотчас же после выгрузки, немцы принялись отделять более здоровых мужчин от женщин, детей и стариков. ”Wie so, Frauen separat?” (Как так, женщины отдельно?), — с изумлением спросил по-немецки молодой человек, когда его отделили от семьи.
В Биркенау были доставлены прибывшие с первыми греческими эшелонами три раввина. Их заставили подписать письмо, в котором говорилось, что все люди живы, работают, живется им хорошо. Затем их постигла общая участь.
Осенью 1943 года в лагере было отобрано около четырех тысяч заключенных евреев, преимущественно прибывших из Греции. Они были увезены в Варшаву на разборку руин гетто. Небольшой части этих людей удалось бежать, большинство же было потом доставлено обратно и сожжено в освенцимских крематориях.