Черная книга

Каверин Вениамин Александрович

...Вот тюрьма для евреев. Низкие, темные камеры без нар и лавок. Сырость, запах гнили; маленькие, зарешеченные окна, сквозь которые не прорваться свету.

Тюрьма находилась на улице Лоницкого. Она окружена со всех сторон эсэсовцами и сворой немецких солдат, которые сдирают с каждого вновь прибывшего обувь и одежду. Вахмистры бьют, когда им вздумается.

В камере разговаривать друг с другом не разрешается. Арестованным пища не полагалась. Зачем кормить? Немцы расчетливы и скупы. Больных в тюрьме убивали и по ночам вывозили на кладбище.

Сам господин Энгельс часто навещал тюрьму. Для того, чтобы развлекать этого бандита, евреев выводили во двор. Он издевался

над ними, избивал до крови. Он любил поиграть с жертвой, — пообещает жизнь и свободу, а заметив на лице арестованного искру надежды, смеясь убивал пулей из револьвера.

Когда тюрьма переполнялась, немцы производили ”чистку” или ”вывозку”. Арестованных грузили в машины и партиями вывозили на Пяскову Гору, где их расстреливали.

Впрочем, тюрьма всегда была полна. Один вышел на улицу без повязки — в тюрьму! У другого повязка оказалась слишком узкой, или кто-нибудь не поклонился немцу — тоже в тюрьму! Забирали в тюрьму без всякого повода. Ворвутся эсэсовцы в квартиру и арестуют кого-либо из семьи. — ”За что?” — спрашивает жертва. — ”Не знаешь? Потому что ты еврей. Все равно — раньше или позже — ты должен погибнуть”.

Начальник Энгельс не прибегал к массовым погромам. Он устраивал в тюрьме ”чистки”. Он убил таким образом много тысяч стариков, детей, мужчин и женщин.

Осенью 1941 года вошло в жизнь распоряжение губернатора Франка о принудительной работе евреев в концлагерях на территории Западной Украины. Уже в начале 1942 года Львовский, Тарнопольский и Станиславский округи были покрыты сетью концлагерей.

Самым страшным был лагерь во Львове по Яновской улице, называемый сокращенно ”Яновский”. Туда согнали несколько тысяч евреев со всей Западной Украины, которые должны были выровнять гористую местность, чтобы подготовить территорию, предназначенную для нового лагеря. В лагере голодные люди, изнуренные побоями, работали до изнеможения. Они спали под открытым небом, на земле, пока не выровняли почву и не построили бараки.

Работы продолжались всю осень и всю зиму. Люди гибли от голода и холода. На место погибших сгоняли новые толпы еврейских рабочих.

По утрам, до начала работ, происходили проверки, так называемые ”апель”. Собирались все рабочие группы со старостами группы — ”оберюде”. ”Оберюде” докладывали дежурному эсэсовцу о наличии людей в своей группе. После доклада начиналась ”утренняя гимнастика”, которую проводили эсэсовцы. После прыжков разного рода и повторяемых нескончаемое количество раз приказом ”ауф”, ”нидер” вылавливали больных и слабых.

Этих отводили в сторону и выводили потом за проволоку, где их расстреливали очередью из автоматов; мертвых укладывали в ряды. Живые походным маршем отправлялись на работу. В дороге на походе вылавливали еще тех, кто хромал. Их тоже убивали. К работе допускались только сильные и здоровые.

После того, как территория лагеря была подготовлена, ее вымостили надгробными памятниками, взятыми с еврейского кладбища.

Даже мертвых евреев немцы не оставляли в покое. Во многих городах и местечках Западной Украины надгробные памятники употребляли для мощения дорог. Когда закончились работы по выравниванию территории, лагерь оцепили колючей проволокой. Охрану несла фашистская полиция.

Из главного входа один путь вел в лагерь, где были расположены бараки и кухня, а другой — на ”площадь смерти”, откуда людей уводили в горы на расстрел. Вокруг лагеря были построены будки для стражников — одноэтажные и двухэтажные: с высоты стражники могли наблюдать за лагерем, так что бегство было почти невозможно.

Вид лагеря очень мрачный: будки стражников, печальные бараки,

молча бредущие люди и невыносимо приторный трупный запах.

Вокруг пустынного обширного двора, служившего местом утренних перекличек, расположено было около двадцати бараков для лагерников. В каждом бараке — пятиэтажные нары, на которых валялось небольшое количество грязной соломы. За бараками находилась кухня, где два раза в день варили жидкую бурду, а по утрам выдавали два ломтика черствого эрзац-хлеба.

”Новички” спали на голой земле.

В лагере действовали сливки эсэсовских бандитов — заслуженные ученики мастеров из Дахау и Маутхаузена. Яновский лагерь — это немецкий Оксфорд, профессорами которого были аристократы гитлеровской Германии.

Быстро окончив ”университет”, вчерашние ученики начальника лагеря Гебауэра разъезжались в разные стороны Западной Украины и начинали ”самостоятельную” деятельность.

Во Львов привозили также неопытных эсэсовцев, где их обучали искусству убивать и пытать свои жертвы и разным другим жестокостям. Когда начальство приходило к заключению, что молодые эсэсовцы уже достаточно подготовлены, их отправляли на кровавую работу в провинциальные лагеря.

И, наоборот, если кто-либо в провинции приобретал славу утонченного палача и знатока своего ”дела”, его переводили в Яновский концлагерь. Здесь его с почтением встречали менее талантливые коллеги. Обычно эти палачи соревновались друг с другом, совершенствуя средства и способы пыток.

Ученики Гиммлера, под непосредственным руководством Кацмана, устраивали сверх обычной программы особый род пыток, к которым можно было отнести ”бега” и ”доски”. Чаще всего это проводилось в воскресенье.

”Бега” состояли в том, что надо было бежать 300—400 метров беспрерывно, с обеих сторон около бегущих стояли эсэсовцы и нарочно подставляли им ноги. Если кто-нибудь спотыкался, его выводили ”за проволоку” и убивали. А таких было много, потому что лагерники еле таскали опухшие от голода, истерзанные ноги.

Пытка под названием ”доски” заключалась в следующем. Замученные тяжким ежедневным трудом, евреи должны были по воскресеньям переносить с места на место бревна, заготовленные для строительства бараков. Каждый должен был бегом перетаскать по 150 килограммов на своих плечах. Кто не выдерживал тяжести и падал, того настигала пуля эсэсовца.

Страшны были пьяные оргии, устраиваемые немцами. Они врывались в первый попавшийся барак, вытаскивали его обитателей и истязали их. В дни оргий эсэсовцы не расстреливали. Они прокалывали лагерникам головы пиками или разбивали молотами, душили или распинали на крестах, вбивая гвозди в живое тело.

Каждый эсэсовец имел свою страсть. Гебауэр душил жертву в бочке или между двумя досками, другой вешал за ноги, третий стрелял несчастному в затылок. 23-летний эсэсовец Шейнбах измышлял новые способы мученической смерти. Однажды в воскресенье, он привязал человека к столбу и бил его резиновой дубинкой. Когда тот терял сознание от ударов и опускал голову, Шейнбах приводил его в чувство: он подавал ему воду и еду, чтобы через минуту снова пытать свою жертву. Все заключенные принуждены были глядеть на своего товарища — их специально для этого согнали в круг. Вина несчастного заключалась в том, что он оправлялся за бараком. Он нарушил порядок в лагере. Это заметил стражник. В воскресенье его судили. Его привязали к столбу — он мучился весь день. Кровь брызгала у него изо рта и носа. К вечеру Шейнбах устал. Он приказал всем разойтись, а около умирающего поставил караул. Утром глазам представилась страшная картина: окровавленный столб с клочьями человеческого тела.