Черная книжка
Шрифт:
Кейт, мне: «Мне нужно с тобой поговорить».
Мой ответ: «Не сейчас».
Кейт: «Я у входной двери открой».
Мой ответ: «Ты у двери квартиры Эми?»
Кейт: «Да открой дверь прямо сейчас».
Мой ответ: «Зачем мне это».
И, наконец, последнее адресованное мне сообщение Кейт: «Потому
Я бросаю листок на стол и вскакиваю со стула. Визневски на всякий случай делает шаг назад.
— Нет, — закипаю я. — Невозможно. Такого… просто не может быть.
Убийственные лазерные лучи пронизывают мой мозг. Все переворачивается вверх дном, смешиваясь в невообразимую кучу — слова, факты, отрывочные воспоминания — и улетая в черную дыру…
— Все еще думаешь, что перестрелка началась на почве ревности? — ухмыляется Визневски. — А вот мне так не кажется. Я полагаю, что Эми Лентини тебя раскусила. Да и Кейт тоже.
— Нет… нет.
Я чувствую, что в прямом смысле слова валюсь на пол. В переносном же смысле чувствую, как все выскальзывает из рук. Мне очень нужно, чтобы ко мне вернулась память. Очень-очень нужно.
«Дело не в том, что вы не можете вспомнить, Билли, — сказала мне тогда женщина-психиатр. — Что бы тогда ни произошло… Вы не хотите вспоминать».
— Билли Харни, — сообщает Визневски, — вы арестованы.
Прошлое
54
Я вышел из дома Рамоны Диллавоу, который теперь стал местом преступления — местом совершения жестокого убийства, сопряженного с пытками. Пока я находился в доме, отбиваясь от вопросов Виза и переглядываясь со своей сестрой, прибыли представители прессы. Они собирались кучками возле дома, возились со своими фотоаппаратами и телекамерами и забрасывали вопросами всех, кто, по их мнению, мог обладать какой-то информацией. Сложно упрекать их в том, что они толпятся здесь: распорядительнице особняка-борделя навечно заткнули рот в ту самую неделю, когда должно было начаться судебное разбирательство относительно секс-клуба.
Пэтти, выскользнувшая наружу раньше меня, быстро пошла по тротуару мимо орды репортеров к своему автомобилю. Я ускорил шаг и окликнул ее. Она никак не отреагировала. Я пошел еще быстрее. Она ведь не перейдет на бег: это выглядело бы слишком странно, особенно на виду у репортеров. В конце концов я ее догнал. Схватил ее за руку и подтолкнул к дорожке, ведущей к другому дому — за полквартала от места преступления.
Она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами, взгляд ее был пристальным. Она слегка приоткрыла рот, из которого при дыхании вырывался парок, похожий на дым.
— Стало быть, женщина с маленькой черной книжкой уже вне игры, — сказала она. В голосе чувствовалось обвинение в мой адрес.
— Да, ты права. Ты хочешь мне что-то сказать, Пэтти?
Она слегка прищурилась и сжала челюсти.
— Когда я увидела тебя вчера вечером, ты пребывал в полном смятении, — проговорила она. — Пьяный и расстроенный. Плакал в комнате дочери. А ведь ты отнюдь не плакса, Билли.
— А что ты там вчера делала? — спросил я. — Зачем ты пришла ко мне домой вчера вечером? Что — просто случайно оказалась рядом и зашла?
Она кивнула — не в знак согласия, а просто давая понять, что услышала мои слова и задумалась над ними.
— Тебе следовало бы радоваться, что я побывала у тебя, — сказала она.
— Почему?
— Потому что я — твое алиби, — ответила она. — Я могу подтвердить, что ты вчера вечером был дома. И что ты не убивал Рамону Диллавоу.
Я отступил на шаг:
— Что?
— Люди будут думать именно так, — нахмурилась она. — Не будь наивным, Билли. Все в курсе твоей возни по поводу маленькой черной книжки, и вдруг женщину, у которой хранилась книжка, обнаруживают мертвой. Я видела, как смотрел на тебя Визневски. Он думает, что убийца — ты.
Меня бросило в жар.
— Значит, ты — мое алиби? — переспросил я.
Она кивнула:
— Именно так.
— Мне кажется, это улица с двусторонним движением, — огрызнулся я.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, — пояснил я, — что я, в свою очередь, твое алиби.
Ее глаза вспыхнули, а тело — напряглось. Она бросила взгляд направо — на скопление телекамер, фотоаппаратов и микрофонов.
— Именно поэтому ты зашла в мой дом? — поинтересовался я. — Чтобы я мог тебя выгородить? Чтобы я совершенно честно расставил все по своим местам: «Пэтти была со мной большую часть вечера, укладывала меня спать, устраняла бардак, который я устроил, пела мне колыбельные и держала меня за руку»?
Пэтти наклонила голову, словно пыталась получше меня рассмотреть.
— Ты устал, — вздохнула она. — Перенапрягся. Говоришь то, во что сам не веришь.
— Ну а теперь скажу то, во что верю, — разозлился я. — Недавно я следил за Рамоной Диллавоу. Обычная слежка в надежде на то, что, может быть, удастся обнаружить что-нибудь интересное. Угадай, Патрисия, что я обнаружил в ресторане «Тайсонс» на Раш-стрит? Я увидел, что Рамона Диллавоу ужинает там в компании с тобой.
Пэтти на несколько секунд стала абсолютно неподвижной — как будто окаменела. Лишь облачка пара при дыхании вырывались изо рта. Щеки у нее побледнели — стали такого же цвета, как сахарная вата.
— Я пыталась уговорить ее отдать маленькую черную книжку, — призналась она. — Хотела помочь тебе. Разве это преступление?
— Нет, — ответил я. — Это не преступление.
— Кто-нибудь еще видел меня с ней? — спросила она.
— Только я.
— Ты фотографировал?