Черная книжка
Шрифт:
Я подхожу ближе, и лейтенант Пол Визневски выходит из машины и протягивает мне лист бумаги. Честно говоря, мог бы по крайней мере скрыть свою радость по данному поводу.
— Уильям Харни? — спрашивает он — спрашивает так, как будто мы с ним не работали вместе на протяжении нескольких лет. — У нас ордер на обыск в вашем доме.
— Ой, как жаль, что я не знал заранее, — сокрушаюсь я. — Я мог бы навести там порядок. И испечь для вас печенье.
Визневски подходит ко мне так близко, что мы оказываемся почти нос к носу.
— Подумай лучше о приготовлении омлета, [53] —
51
Пэтти Харни выходит из своего автомобиля и направляется быстрым шагом к полицейским машинам, стоящим у дома Билли. Она узнает одного молодого полицейского в лицо, хотя и не знает его имени.
— Где он? — спрашивает она. — Где мой брат?
53
Имеется в виду идиома you can’t make an omelette without breaking the eggs (невозможно приготовить омлет, не разбив яйца), которая означает, что невозможно сделать что-то, не вызвав каких-нибудь проблем или последствий.
— В машине, детектив, — отвечает полицейский, кивая в сторону седана цвета ржавчины, припаркованного на проезжей части возле бордюра.
Пэтти видит Билли на заднем сиденье. Он прислонил голову к подголовнику и выглядит изможденным. Он изнурен в значительной степени именно физически. Он все еще не восстановился, ему не хватает сил. Врачи сказали, что может пройти целый год, пока он хотя бы приблизится к прежней форме и сможет делать то, что раньше.
Пэтти легонечко стучит костяшками пальцев по стеклу. Билли слегка поворачивает голову и смотрит на нее. Она открывает дверь.
— Хочешь подышать свежим воздухом?
— Я лучше останусь здесь, — отмахивается Билли. — А ты присмотри там за всем.
Пэтти садится в машину, захлопывает дверь и придвигается поближе к нему. Они склоняются головами друг к другу.
— Ты нормально себя чувствуешь, братик?
Он пожимает плечами.
— Я как в тумане, Пэтти. Я не знаю, как себя вести: то ли нервничать, то ли злиться, то ли грустить, то ли… что-то еще.
— Я понимаю, понимаю. Все будет в порядке. Просто Визневски так развлекается.
Она видит через окошко, как полицейские выходят из дома с коробками в руках. Один несет в руках старенький компьютер.
— Мне повезет, если они не вырвут из стены печку, — шутит Билли.
Сарказм Билли наводит Пэтти на мысль, что брат снова становится самим собой. Однако до полного восстановления еще далеко. Он раньше все время улыбался: всеобщий друг, комик… Бокал у него всегда был наполовину полным, а не наполовину пустым, и казалось, куда бы он ни пошел, за ним всегда следует солнце. Сейчас же он пребывает в удрученном состоянии. Бокал стал наполовину пустым, а солнце закрыла черная туча.
«Теперь ты знаешь, что я чувствую, Билли. Не очень-то весело, не так ли? Жизнь уже не столь прекрасна, когда блага не падают с неба прямо в руки, а люди не твердят без умолку, какой ты интересный и остроумный».
— Я никогда у тебя не спрашивал, — хмурится Билли. — Хотел спросить, но… Не знаю.
Она поворачивается к нему.
— Не спрашивал о чем?
— За сутки до того, как я получил пулю, я следил за Рамоной Диллавоу, — признается он. — И видел ее в ресторане «Тайсонс» на Раш-стрит в компании с тобой.
Пэтти напрягается.
— С какой целью ты встречалась с ней? Я никогда не спрашивал.
«Вообще-то спрашивал, Билли. Ты задавал мне этот вопрос. Ты просто не помнишь».
— Я пыталась раздобыть маленькую черную книжку, — отвечает она. — Я пыталась тебе помочь.
— Каким образом? Заплатив за ее выпивку? Ты думала, этого будет достаточно?
Пэтти вздыхает и ласково гладит Билли по ноге.
— Билли-Билли, — говорит она. — Ты всегда отталкиваешь людей, которые хотят тебе помочь, и тянешься к тем, кому не нужен.
— Это не ответ.
Пэтти качает головой и снова смотрит в окошко. Из дома выходит еще один полицейский с коробкой в руках.
— Не переживай ни о чем. — Она гладит его по руке. — Я не допущу, чтобы с тобой произошло что-либо плохое. Твоя сестра тебя защитит.
— Меня не нужно защищать. Я просто хочу узнать правду.
Она снова поворачивается и смотрит на своего измученного и сломленного младшего братика — братика, который моложе на несколько минут. Она для него старшая сестра, но всю жизнь казалось, будто она младше и ей требуется его помощь, поддержка и защита от опасностей окружающего мира.
— Помни, — шепчет она, — тебе не следует говорить ни одного слова этому Визневски. Не говори ему вообще ничего.
52
Я сижу в комнате для допросов. От меня не ускользает ирония происходящего: в этой комнате я сам за несколько лет допросил десятки подозреваемых. Я даже знаю, в каком месте на полу есть щели. Я знаю, куда и каким образом нужно посадить подозреваемого, чтобы он находился как раз под струей воздуха, исходящей из кондиционера, или же чтобы солнце светило сквозь шторы прямо в глаза.
Дверь открывается, и я вижу круглолицую физиономию лейтенанта Пола Визневски и чувствую исходящий от него сигарный запах. У него в руках — простенькая коричневая коробка. Он кладет ее на стол между нами.
— Ты, конечно же, понимаешь, что не арестован, — объясняет он. — И понимаешь, что можешь встать и уйти.
— Я понимаю, что ты говоришь это только для того, чтобы не зачитывать мне «права Миранды» [54] и не записывать разговор на вон тот видеомагнитофон.
54
Права Миранды — права лица, подозреваемого в совершении преступления, которыми оно обладает при задержании и которые должны быть ему разъяснены при аресте до начала допроса.