Черная Луна
Шрифт:
Земля приняла музыку Дуводаса. Он доиграл балладу — и глубоко вздохнул.
Когда ему сравнялось восемнадцать, мастер Раналот привел его на прогалину посреди Олторского Леса, и там они бок о бок уселись на плоском валуне.
— Какую музыку ты сыграл бы здесь? — спросил Раналот.
— Это просто, учитель. Есть три вида музыки, и каждый здесь уместен. Песня леса, песня реки либо песня гор. — Дуво пожал плечами. — Или твой вопрос не однозначен? Это загадка, да?
— Этого, Дуво, ты не узнаешь, покуда не заиграешь сам. Взяв арфу, юноша обратился душой к музыке леса. И — ничего. Поднявшись, он покосился на валун — быть может, это камень преграждает путь потоку магии? Дуво отошел на пару шагов в сторону и повторил попытку. И снова — ничего. Он искоса глянул на Раналота и увидел в золотистых глазах эльдера глубокую, затаенную грусть.
— Учитель, разве я что-то делаю не так?
Раналот покачал головой.
— Ты знаешь, почему этот лес зовется Олторским?
— Потому что здесь погибли олторы. Все до единого.
— Именно так, — печально подтвердил эльдер. — В этом лесу была уничтожена целая раса. Олторы были мирным, независимым народом — куда им было устоять против даротов? Города их один за другим были уничтожены, и уцелевшие олторы в конце концов бежали сюда, в этот лес. Тогда его окружила армия даротов — шестьдесят тысяч безжалостных воинов — и началась кровавая резня. Последние олторы, два десятка женщин и около сотни детей, сумели добраться до этой прогалины. Здесь они и погибли.
— И теперь на этой прогалине нет магии? — прошептал юноша.
— Да, — кивнул Раналот. — Верни ее, Дуво.
С этими словами пожилой эльдер поднялся, похлопал юношу по плечу и ушел. Дуво сел на землю. Здесь, подумал он, погибла целая раса. Не племя, не клан, даже не народ — раса. Юноша содрогнулся, ощутив безмерную тяжесть возложенного на него дела. Как может смертный возродить магию там, где произошло такое чудовищное жертвоприношение?
Поставив арфу на бедро, Дуво попытался играть — но музыка не приходила. Несколько часов он сидел на прогалине. Солнце село, взошла луна, а юноша все ждал вдохновения. За час до рассвета он поднялся и прошел по прогалине к самому краю обступивших ее деревьев. Здесь ощущалось слабое дуновение магии — словно движение воздуха, потревоженного трепетом крыльев бабочки. Дуво медленно обошел прогалину по краю и на ходу начал негромко играть веселую и ясную Песню Рождения. Играя все громче, он двинулся от края к центру прогалины и прошел три шага, прежде чем музыка смолкла. Вновь и вновь возвращался Дуво к деревьям, увлекая за собой магию, чувствуя, как ее ручеек постепенно проникает в землю под его ногами. Шаг за шагом, убийственно медленно сотворил он магическую паутину, которая понемногу опутала всю прогалину.
Солнце давно взошло, наступил полдень. Дуво безмерно устал, но ни на миг не прерывал музыки. Вернувшись в центр сотворенной им паутины, он приготовился играть Гимн Творения. Несколько минут юноша стоял неподвижно, глубоко и размеренно дыша, набираясь сил. А затем ударил по струнам — и над прогалиной взлетел его чистый и сильный голос. Солнечный свет пролился на прогалину, на ветви соседних деревьев спорхнули птицы. Дуво шел и пел, и теперь музыка ни разу не прервалась, не смолкла.
Магия вернулась!
Обессиленный, Дуво опустился на валун и положил рядом арфу. Пальцы его дрожали и были стерты до крови.
Из-за деревьев вышел мастер Раналот, лучи солнца искрились на его белоснежной шерсти. На плече его висела арфа.
— Ты молодец, Дуво, — с гордостью за ученика промолвил он. — Людей, подобных тебе, нет. И в тебе я вижу надежду для всей твоей расы.
— Спасибо, учитель. Я и представить не мог, что это будет так трудно. Скажи только — почему эта прогалина оказалась лишенной магии? Неужели из-за того, что именно здесь пришел конец расе олторов?
— Не только эта прогалина, — ответил Раналот. — Магия исчезла со всего леса, и в последнюю очередь — с этого места.
Дуво ошеломленно взглянул на него.
— Но ведь этот лес такой огромный — на сотни миль! И ты…
— Я трудился много веков, Дуво. Это было необходимо.
— Но не мог же ты сделать все один!
— Таков мой дар — а теперь и твой. Без магии земля умирает. Да, на ней можно вырастить урожай, но духовно она мертва. В этом и состоит зло, которое несут дароты — они живут убийством, однако уничтожают не только целые расы, но и душу земли, где эти расы обитали. Неизмеримое, непостижимое преступление! Вы, люди, совершаете то же самое, только медленней — своими каменными городами, своей алчностью и похотью. Однако есть среди вас и такие, кто хранит и любит землю. Среди даротов таких нет.
— Ты говоришь так, словно дароты еще существуют — но ведь эльдеры уничтожили их много веков назад!
— Эльдеры никого не уничтожают, Дуво. Дароты существуют.
— Где?
— Там, где они никому не причинят зла.
Дуво забросал учителя вопросами, но Раналот не ответил ни на один из них.
— Что, если дароты вернутся? — спросил наконец юноша.
— Они не вернутся, пока существуют эльдеры. Много лет спустя после этого разговора на склоне холма, возвышавшегося над Кордуином, Дуво встал и повернулся лицом к северу. Во рту у него пересохло, сердце колотилось глухо и тяжко, как кузнечный молот. Теперь он знал, почему изменилась магия земли. Всем своим существом ощущал он, как поток магии медленно, чуть заметно движется на север — и там уходит в никуда, как вода в песок.
Эльдеров больше не существует.
И дароты вернулись.
Тарантио сидел за угловым столиком, спиной к стене, и доедал мясной пирог. Начинка была обильная, нежная и восхитительно вкусная. В этот вечер настроение у посетителей «Мудрой Совы» было не из лучших — знаменитый музыкант так и не появился, и это многих возмущало. Кефрин сновал между столиками, извинялся и заверял посетителей, что арфист вот-вот появится. Четверо молодых дворян налетели было на хозяина таверны, громко твердя, что еда у него нынче — сущее дерьмо, а потому они не заплатят ему ни гроша. Тогда к их столику подошла Шира, что-то тихо заговорила — и юнцы утихомирились, смущенно поясняя, что они, дескать, пришли с другого конца города, чтобы послушать игру Дуводаса. Затем они извинились за свою вспышку. Тарантио молча восхищался тем, как умиротворяюще действовала Шира даже на самых горластых забияк. Он краем глаза глянул на Бруна — тот таращился на девушку с нескрываемым восторгом. Кефрин отошел от мятежного столика; на его румяном круглом лице было написано облегчение. Шира наполнила кубки молодых задир вином, в последний раз чарующе улыбнулась и ушла на кухню.
— Надеюсь, что арфист все-таки появится, — вздохнул Брун.
— Вряд ли, — ответил Тарантио, — судя по всему, он куда-то ушел.
Брун заметно приуныл, зато Дейса отсутствие музыканта только радовало.
— И как только люди могут наслаждаться этой жуткой какофонией? — удивлялся он.
— Потому что это красиво, — ответил ему Тарантио. Солгать Дейсу было невозможно, и сейчас он живо почуял в ответе Тарантио странную неуверенность.
— Объясни! — потребовал он.
— Это у меня вряд ли получится, братец. Я слышу музыку, и она трогает меня до слез. И в то же время я чувствую, что тебе это неприятно.
— Что ж, арфист сегодня не появился, за что я ему несказанно благодарен. И скажи дурачку, что у него весь подбородок в паштете.
— Вытри подбородок, Брун, — сказал вслух Тарантио. Юнец широко ухмыльнулся и, проведя ладонью по подбородку, слизал с пальцев остатки паштета.
— Вкусная здесь еда. Знаешь, это ведь Шира готовила. Что за чудо эта девушка!
Он покосился в сторону кухни, надеясь хоть мельком увидеть предмет своего обожания, но кухонные двери были плотно закрыты.