Черная магия
Шрифт:
Они посмотрели вниз. Им не было видно входа в пещеру, зато на тропе, что бежала от этого входа, они хорошо могли разглядеть не менее сорока норманнов в доспехах. Они стояли наготове вместе с полудюжиной лучников, расположенных полукругом. Между собой воины смеялись и перешучивались. По их поведению и по долетающим наверх обрывкам разговора стало понятно, что яростная атака Двойного Джека была остановлена ливнем стрел.
— Двойной Джек…
— Он мертв, — вздохнул Джек, — Идем. Рано или поздно какой-нибудь храбрый дурак попытается повторить наш путь через расщелину, а кто-нибудь поумнее поднимется
И Джек принялся взбираться наискось по склону, хватаясь за торчащие из земли корни. Робин более медленно двинулась за ним. Джек больше не нес тяжелую корзину, но Робин умудрилась сохранить при себе кожаную сумку и колчан, хотя лук Меревин остался лежать внизу, на ступенях пещеры.
Они с трудом вскарабкались на вершину, а потом помчались по гребню холма, пригибаясь, изворачиваясь и прячась за деревьями, поскольку норманны действительно начали подъем по более пологому склону. К счастью, в лесу воины двигались куда медленнее и нескладнее, чем Джек и Робин, а проламывать себе путь через подлесок, как это делали ферраменты, им было не под силу.
Наконец, когда шум погони стих и вокруг остались лишь обычные звуки ночного леса, Джек остановился у ствола могучего дуба, в который когда-то ударила молния. Ствол раскололся в нескольких местах, сквозь просветы видно было большое дупло, но дыры были маленькими — через них не пролез бы даже ребенок.
— Принцесса, ты можешь открыть нам дорогу внутрь?
Робин коснулась дуба, прижав ладонь к древнему стволу. Будь дерево живым, девушка сразу почувствовала бы его зеленую искру. Но дуб давно умер. От него осталась лишь тень, вплетенная в общую память леса.
Робин затаила дыхание и застыла, стараясь не шелохнуться. Она ощущала, как разум леса медленно просачивается в ее сознание, словно туман, растекающийся над болотом. Она чувствовала, как молодое деревце тянется к солнцу, как листья трепещут под тяжелыми каплями дождя, как вытягиваются и разрастаются ветви, как увеличивается в объеме ствол — год за годом, век за веком.
Она словно стала дубом, заняла его место в памяти леса. Ладонь девушки окружили зеленые побеги. Там, где она касалась дерева, старая, загрубевшая кора ожила. Одна из щелей в стволе застонала и разошлась шире, с одной ее стороны проклюнулась маленькая веточка. Щель увеличивалась, а веточка становилась все внушительней; и вот уже она сама покрылась побегами. Несколько мгновений спустя зеленые почки раскрылись, выпустив на волю листья.
— Хватит, — подал голос Джек.
Робин услышала его издалека. Но она не хотела останавливаться, не хотела покидать лес. Она была дубом, и вся ее человеческая боль, вина и страх сделались чужими и далекими.
— Хватит! — повторил Джек уже с большим нажимом.
Робин содрогнулась и отдернула руку, сорвав кожу с бугорка у основания большого пальца, там, где она срослась с корой.
Девушка слизнула кровь со ссадины и нырнула сквозь щель в теплую, сухую и на удивление просторную полость, занимавшую примерно четверть ствола королевского дуба. Изнутри дупло было устлано толстым слоем мха, и Робин с радостью растянулась на нем, позволив долго подавляемой изможденности растечься по телу.
Через несколько минут Джек, прислонившийся к стенке рядом со щелью, произнес:
— До рассвета мы здесь в безопасности. А потом, возможно, лучше всего отправиться в Эвингтон. Ты сможешь попросить убежища в женском монастыре.
— Нет, — отрезала Робин. — Я не стану бежать от Всеотца к Христу Божьему Сыну.
— Тогда что ты собираешься делать, принцесса? — спросил Джек.
Голос у него был усталый — настолько усталый, что он начал запинаться. Робин посмотрела на него и впервые за свою недолгую жизнь осознала, что Джек уже стар, что ему самое меньшее сорок, а то и больше. А она и не заметила, что лицо у Джека серое от усталости, потому что думала только о себе.
— Прости, Джек, — тихо промолвила девушка. — Прости за все. Если бы я сдержала свое нетерпение и не кинулась в атаку, ничего этого не случилось бы… Меревин… Двойной Джек…
— Это все равно произошло бы вскорости, — сказал Джек непривычным для Робин тоном. Вся его обычная уверенность исчезла. — Принцесса Меревин это знала. После Сенлак-Хилл у нас было больше двух тысяч человек. А сколько осталось два дня назад? Тридцать и четыре! Не хочется поднимать эту тему, принцесса, но, думаю, тебе пора вступить в переговоры с твоим дедом.
— Что?! — в изумлении вскрикнула Робин.
Джек на несколько секунд опустил веки, потом с явным усилием заставил себя снова открыть глаза.
— Давай обсудим это утром, принцесса, — прошептал он. — Я устал… я так устал… быть может, усталость и отчаяние завладели моими мыслями. Давай отложим до утра…
Голос его оборвался, голова упала на грудь, дыхание стало медленным, ясно свидетельствуя, что Джека сморил сон.
Робин не спала. В ней бурлил гнев, но она не могла дать ему волю. Джек верно служил их семье — ее отцу, затем ее сестре — еще до того, как Робин появилась на свет. Конечно же, он ошибается. Кому-то могло показаться, что англы побеждены, но Робин не собиралась преклонять колени перед своим дедом и молить его о прощении. У нее были другие планы.
Именно эти планы заставили девушку проснуться до рассвета и тихонько выбраться из дупла, оставив спящего Джека. Несколько мгновений Робин смотрела на него, думая, правильно ли поступает, и даже протянула руку, собираясь разбудить его. Но рука застыла в нескольких дюймах от плеча Джека. Джек не позволит ей сделать то, что она задумала.
И все же Робин чувствовала, что ей не следует уходить, не сказав ни слова или не оставив знака, свидетельствующего, что она не попала в плен, а покинула это место по собственной воле. Поэтому она воткнула в землю рядом с Джеком свой ставший ненужным серебряный гребень с янтарем — все равно она отрезала волосы…
Солнце уже давно встало, и воздух хорошо прогрелся. Робин пряталась в высокой траве и наблюдала за римской дорогой, ведущей из Ньюбери в Винчестер. На рассвете здесь проехал одинокий всадник, но Робин ожидала нескольких путников, или, еще лучше, обоз торговцев, тогда можно будет пристать к ним и затеряться среди людей. Чтобы облегчить себе задачу, девушка выбросила колчан, оставив при себе лишь стрелу с наконечником из слоновой кости. Теперь она была неудобно привязана к телу под туникой. Оперение Робин отломила — она не собиралась стрелять этой стрелой.