Черная Мельница
Шрифт:
"Ну как, летит ли орел за нами?" - спросил он немного погодя.
"Вроде бы нет, - успокоился король. Но спустя минуту вскрикнул: - Он опять за нами! И теперь даже ближе, чем раньше!"
И вновь направил Крабат коня в самую середину огромной черной тучи.
Но едва они из нее вылетели, как король засипел на ухо Крабату - голос он со страху совсем потерял: "Орел! Сейчас нас схватит!"
Но Крабат уже все понял: "Не орел это, а Черный Мельник. Оторви-ка золотую пуговицу от своего камзола! Заряди ею мое ружье!"
Руки у короля трясутся, но приказ выполнен. Крабат положил ружье
Золотая пуговица поразила орла в самое сердце, и, падая, тот крикнул человеческим голосом: "Крабат!.. Брат мой!.." Страшная догадка пронзила Крабата. Сбросил он короля на стог сена недалеко от лагеря и помчался туда, куда упал Маркус и где он, может быть, сумеет его найти. Целую неделю рыскал он по долам и лесам, спускался по кручам, карабкался на вершины, облазил все теснины и овраги, но друга нигде не нашел.
А неподалеку от тех мест в эти же дни отгремела битва - турки были разбиты наголову. И Крабат ненароком набрел на поле боя. Увидев тысячи трупов, он подумал: и ведь по каждому из них где-то плачет мать, как плачет она сейчас по Маркусу.
Целую неделю хоронил Крабат убитых и перед каждой могилой давал клятву отомстить за мертвых, а живых спасти от власти Черного Мельника.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Раздел I
На рыночных площадях городов и весей наемные крикуны надрываются, возвещая всем и каждому: "Крабат убил своего брата!", "Очередной подвиг Крабата: братоубийство!", "Подлинное лицо Крабата - лицо убийцы!"
Черный Мельник оплатил услуги крикунов, а также тех, кто, смешавшись с толпой, нашептывает: "Бунтовать против Черного Мельника нету смысла - только кровь прольем, а толку не добьемся. А уж Крабат-то хорош! Заключил союз с дьяволом, хочет нас всех оптом в ад продать".
А люди доверчивы, и много среди них простаков, которые готовы склонить голову перед судьбой, оплакать Маркуса и похоронить надежду на Крабата, говоря: "Так я и знал: борьба бессмысленна, мельник всемогущ, а мы перед ним всего лишь блохи, и ему ничего не стоит нас раздавить. Нужно стать еще меньше, меньше блохи. Чем меньше ты значишь, тем больше возможностей ускользнуть от Черного Мельника".
Находятся и такие, что говорят: "Я так высоко ценил Крабата! Даже собирался вместе с ним выступить против Черного Мельника. Но быть заодно с братоубийцей? Ну нет, это уж слишком!"
А есть и такие, что из кожи вон лезут - поскорее бы сыновей к Черному Мельнику послать, поскорее бы сообщить, что они, мол, ждут не дождутся, когда же с Крабата заживо кожу сдерут. Хорошо бы, мол, еще и четвертовать, а потом при всем честном народе на четырех кострах сжечь.
Сам же Черный Мельник безвылазно на мельнице сидит и день-деньской победу празднует. День-деньской свежая кровь в Черный Ручей стекает, день-деньской мельничное колесо крутится, и двенадцать батраков, ежедневно сменяясь, наперегонки со смертью носятся, каждый день вновь и вновь давая себя обогнать. А уж в кожаные мешки золото так рекой и течет. Время отвернулось
Покорно его узде время, и он уже потехи ради решается на виду у людей наклониться над прозрачными водами. Видят люди отражение волчьей морды и в ужасе отшатываются. А мельник, наслаждаясь их страхом, заливается хохотом и еще больше ликует, сознавая, что хохот его отдается у них в ушах волчьим воем.
Между тем Крабат возвращается в маленький домик под огромной липой.
На пороге неподвижно застыла женщина. "Правда ли, что ты убил Маркуса?" - спрашивает она. "Да, матушка", - отвечает Крабат, горестно склонив голову в ожидании ее приговора. "Ты - мой сын. Расскажи, как умер твой брат!" Поворачивается женщина и входит в дом. Крабат следует за ней. Черную дыру дымохода над очагом лижет одинокий язычок пламени. Окна завешены белыми траурными покрывалами. Опускается женщина на скамеечку перед очагом и подкладывает в огонь полено.
"Пламя не должно погаснуть, пока в нас самих теплится жизнь, - говорит она.
– Расскажи мне о Маркусе!"
Сел Крабат на скамью и поведал матери, как погиб ее сын.
Сухи глаза женщины - слезы ее давным-давно выплаканы, руки недвижно лежат на коленях, а сама она глядит и глядит на длинные языки пламени, что выскакивают из-под полена.
Наконец губы ее размыкаются, голос звучит тихо, но твердо:
"В старой легенде сказано: земля пропитается нашей кровью. Она уже пропиталась ею, Крабат".
"Правда твоя, матушка, - кивнул Крабат.
– Но дальше в той же легенде говорится: и придет тот, кто осушит землю, а Черный Ручей иссякнет". "А кто придет?" "Твой сын, матушка". "Значит, ты?" "Твой сын", - повторил Крабат. Она молча глядит на огонь. Надвигается ночь, и пламя очага отбрасывает яркие багровые отблески на белые траурные покрывала.
"Принеси-ка книгу, матушка", - попросил Крабат. Женщина принесла книгу, взятую Крабатом на мельнице.
Вырвал он из книги первый лист и бросил его в огонь. Медленно, страница за страницей, сжег он в очаге всю книгу вместе с серым кожаным переплетом. "Что ты делаешь?" - удивляется женщина. "Маркус погиб из-за того, что выучился колдовству, отвечает Крабат.
– Пора сжечь проклятую книгу". "А тебе она разве не нужна?"
"Нет. Она нужна не мне, а мельнику, - отвечает Крабат.
– В колдовстве вся его сила. Люди смиренно склоняются перед любым чудом. Волшебные чары сковывают их волю и делают их незрячими". Лист за листом пожирает пламя колдовскую книгу. Но женщина без труда различает в золе буквы, складывающиеся в слова: "Кто все знает, тот все может".
"Кто все знает, тот все может, - повторил за ней Крабат.
– Огонь твоего очага высвобождает Знание".
Выждав, когда последняя страница колдовской книги превратится в золу и пепел, бросил он в огонь волшебный шнур мельника. Тот взорвался, словно горсть пороха. Тщательно собрал Крабат золу от сгоревших страниц и, ссыпав ее в глиняный горшок, протянул его женщине со словами: "Возьми этот горшок, матушка, и отправляйся в путь - дорогу. Куда ни придешь, рассыпай золу на улицах! И зажжется огонь в сердцах людей, и глаза их откроются".