Черная месса
Шрифт:
Лука высоко поднял малыша и взглянул ему в лицо.
— Да, это ты. Пойдем со мной! Пойдем! Подальше от этих жалких аттракционов. Я куплю тебе другие игрушки — намного лучше этих.
Мальчик смотрел серьезно и строго.
— Ты не можешь взять меня с собой.
— Почему?
— Потому что меня только моя мама может забрать.
— Где же твоя мама?
— Не здесь, — ответил ребенок.
Но Лука страстно поцеловал его.
— Я знаю, где твоя мама. Она не умерла! Она жива! Сегодня ночью я с ней разговаривал. Я отведу тебя к ней, дитя мое! Мы будем ее искать, мы ее найдем.
Ребенок покачал головой.
— Мы должны поговорить с бабушкой.
— Где твоя бабушка?
— Там,
— Дома?
— Пойдем, я ее тебе покажу.
Мальчик повел Луку в комнату в крестьянской хижине. Пахло гнилью. Пауки сотнями прилипли к потолку и к сводам низких окон. Помещение делилось надвое деревянным барьером. В глубине, в сумерках, сидела в старых крестьянских лохмотьях, в изношенной шапке, с пряжей в руках, дряхлая старуха, — нет, манекен, кукла. Бабушка, набитая мелкой сечкой, была неподвижна.
— Бабушка, — зовет мальчик.
Фигура трогается с места, скрипит и медленно поднимается. Она делает несколько шагов и будто оживает. Подходит к барьеру. Она, кажется, вовсе не замечает Луку.
Ребенок лепечет:
— Подумай, бабушка, он хочет взять меня с собой! Он и маму мою видел!
— Этого еще не хватало, — ворчит бабушка. — Они сразу отдадут тебя на воспитание, а потом...
Она поднимает ребенка над барьером. Он высоко вскидывает ладони.
Лука видит на них линии судьбы собственной руки. Он думает: эти ладошки я никогда не забуду.
И, уже безнадежно:
— Бабушка, отдайте мне ребенка!
Бабушка его совсем не слышит. Она берет мальчика на руки. Тот, кажется, становится намного меньше и тихо плачет.
Теперь это уже восковая кукла.
— У нас закрыто! — прикрикивает бабушка на Луку.
Он уходит из дома, он покидает двор с автоматами.
Он выходит за ворота.
Лишь опять очутившись на поляне, он оглядывается.
Куда-то исчезли его парк аттракционов и вновь найденный сон.
Он идет на другую сторону холма и видит перед собой маленький городок, который покинул три дня назад.
Как безмерно он устал.
— Теперь нужно идти вниз, — громко говорит он.
1920
Сотворение музыки
Когда Бог изгнал из рая согрешивших людей и их трепещущие тени быстро выскользнули из врат, — еще прежде чем успел Господь поднять в стенании руки, съежился под взглядами Его и Его ангелов сад и стал будто сметенная ветерком кучка прошлогодних листьев. И взглянул Господь на мир, и увидел, что люди спрятали его в своей вине. Любое их общение стало злом, и убийство — смыслом их существования с утра до ночи. И Самиэль, ангел страдания и смерти, буйствовал там с восхода до заката. Люди брали все, что им было нужно, и забирали счастливых животных с их пастбищ, и запрягали в дрожки веселых коней, ставших печальнее самой печали, так что в старых глазах их вечно плавало серое небо. Львы рычали в своих пещерах, и войска сверкали в горах знаменами, и один человек говорил другому: «Я хороший, а ты плохой». Господь же смотрел на мир и кричал, что устои нижнего и вышнего неба пошатнулись, что мир вырвался из Его рук, как мчащаяся колесница, и не властен Он над ним боле. И стал Он искать средство, чтобы остановить злую колесницу, но не находил его. Он все думал и думал, пытаясь вспомнить великое Слово, которым создал благой и справедливый мир, но оно было забыто, и память о справедливом мире в Нем угасла. Страдая безмерно, что ключ к счастью и слово правды утеряны, омрачился Господь и сказал: «В моем подобии кроется ошибка». И плакал Он шесть дней и, плача, не создал ничего. На седьмой день, пожелав отдохнуть, успокоил он биение сердца Своего. Когда же
1913
Сотворение шутки
Вечером того дня, о котором говорится, что это был седьмой день мира и первый день отдыха, собрал Господь Саваоф вокруг себя ангелов и духов своих владений, собираясь поставить князей над Творением.
Так и произошло.
Он назначил ангела вод и ангела гор, ангела деревьев, ангела голосов зверей и речи людской, ангела правды и ангела лжи.
Один за другим выступал выкликаемый из толпы вечных духов и тотчас стремительно отправлялся вниз со своим поручением.
Поэтому, когда полночь наступила под созвездиями, оказался Господь лицом к лицу с последним и единственным из духов, который не получил еще должности.
А был это Самиэль, падший ангел, ожидавший, сложив крылья, что ему тоже будет назначено владение.
Господь же возвысил голос Свой и сказал:
— Ты ли тот павший, сын мой?
— Это я, отец.
— Увы, увы! Ты внес двойственность в гармонию. Ты стал отцом числа «два». Единство не нуждалось в Творении.
Когда же ты разрушил гармонию, ты создал Мою ущербность. А так как возникла во Мне ущербность, Я вынужден был говорить. Когда же Я заговорил, был сотворен мир.
Однако он — крик тоски моей ущербности.
Увы, увы! Вечно будут обвинять Меня мои создания, поскольку не смог Я сотворить Свое совершенство, а сотворил Свою ущербность, от которой они будут смертельно мучиться. Ты — виной тому.
Так ли это?
— Это так, отец мой.
— Поскольку же ты не перенес счастливого единства и стал Моим противоречием, поскольку ты, раздвоив Меня, придал моему совершенству ущербность, из коей Я сотворил вселенную, то вручаю Я тебе государство, которое тебе соответствует.
Если Я создал Все — пусть вместе с ним возникнет Ничто; если правит теперь полнота — пусть правит и пустота. Десять тысяч сынов Своих сделал Я князьями изобилия; тебя одного ставлю Я царем Ничто, властителем пустоты.
Все духи будут сеять и пожинать. Плодоносными для них будут их царства. Только твое будет для тебя бесплодно.
Тут медленно поднял ангел отрицания опущенный долу взгляд к лицу Господа и сказал:
— Нет! Это царство и для меня плодоносным будет, отец мой!
Настал день, когда духи снова собрались вокруг высокого ковчега, на котором Господь восседает во время похода.
Они же выступали перед Вечным, отчитываясь о своих владениях и о том месте в их сфере вещей, которое выбрали они своей резиденцией.
Так ангелы вещей докладывали о своем правлении.
Господь выслушивал каждого, давал каждому «добро» и отпускал.
И снова, когда наступила под созвездиями ночь, Господь остался лицом к лицу с тем ангелом, чье имя было Самиэль, которому поручено было Ничто.