Черная моль (Черный мотылек) др.перевод
Шрифт:
Д’Эгмон, крайне удрученный тем, что прогулка с его богиней закончилась, едва успев начаться, тем не менее был вынужден поцеловать ей ручку и повиноваться.
— Да, так и думал, что ты обрадуешься, — заметил лорд Роберт и усмехнулся. — Позволь заметить, дорогая, что вон там, прямо позади, имеется стул, нет, два стула… Нет, целая куча стульев!
Усевшись, она продолжала возбужденно щебетать.
— Боже, вот уже почти пять лет, как я не видела Гарри! Он очень изменился? Господи, он наверняка думает, что я уже стала старухой!.. А он надолго?.. Боже, Боб, ты только посмотри на этих двух дам, ну там, чуть левее! Боже милостивый, что за странные coibs [30] .
30
Coibs — иск. от «coibbe» (фр.) — чепец.
Полковник, не слишком внимательно прислушивавшийся к этому монологу, метал обольстительные взоры в сторону явно смущенной этим обстоятельством молоденькой девушки, висевшей на руке отца, в то время, как сей джентльмен был целиком поглощен беседой с полной дамой преклонных лет. Он нехотя отвел взгляд и обернулся к сестре.
— Что ты сказала, Лавви?
— Как это гнусно с твоей стороны, ты ведь совсем не слушаешь! Я спросила, где ты видел Гарольда?
— Где видел? Постой-ка, дай вспомнить… где же я его встретил?.. О, вспомнил! В «Кока-три», недели две тому назад.
— А он изменился?
— Нисколько, дорогая сестра. Все тот же шальной беззаботный повеса и распутник! И к тому же не женат.
— Как мило!.. О, я так страшно рада видеть его снова!
— Ты должна представить его Ричарду, — усмехнулся полковник. — В качестве бывшего обожателя, полагаю.
— Да, наверное, должна, — задумчиво согласилась она, не уловив в его словах сарказма. — О, я его вижу! Смотри, вон он идет!
Она поднялась навстречу высокому светловолосому гвардейцу, который торопливо шагал к ней через лужайку, и раскланялась с ним со всем изяществом и кокетством, на которое была способна только она, леди Лавиния.
— Капитан Лавлейс! — миледи протянула ему обе руки.
Лавлейс взял их в свои и низко склонился — так, что шелковистые напудренные локоны парика упали ему на лицо.
— Леди Лавиния!.. Искусительница! Я не нахожу слов! Я просто немею!..
— Я тоже!..
— В таком случае, — протянул полковник, — оба вы не слишком занимательная компания, а потому позвольте мне откланяться! — и он рассмеялся и заспешил прочь по тропинке со злобной усмешкой на губах.
Лавиния и Лавлейс отыскали два кресла, стоявшие в некотором отдалении от остальных, уселись и с головой погрузились в беседу.
— Ах, капитан Лавлейс! Вы, наверное, совсем меня забыли? — кокетливо спросила Лавиния.
— Что вы, никогда! — с жаром ответил он. — Хотя весть о вашем замужестве едва не разбила мне сердце!
— Нет-нет! Я тут не виновата! Меньше всего мне хотелось бы причинить вам боль!
Он недоверчиво покачал головой.
— Вы отвергли меня, чтобы выйти замуж за другого! И после этого говорите, что не хотели!
— Ах, противный!.. Однако, сами вы так и не женились?
— Я? — тонкие черты лица изобразили ужас. — Чтоб я женился? Нет! Всю жизнь буду верен своей первой любви!
Лавиния в полном восторге развернула веер и начала обмахиваться.
— О! О-о!.. Всегда ли, Гарольд? А ну-ка, говорите правду!
— Почти всегда, — поправился он.
— Ах, негодник! Так вы признаетесь, что иногда все же?..
— О, вполне тривиальные, не стоящие вашего внимания интрижки, дорогая, — начал оправдываться он. — Но я поклялся себе, что, как только попаду в Лондон, первый же визит будет в Уинчем-хаус. Представьте мое разочарование… тот мрак, в который я впал… кстати, к тому же я умудрился просадить целую тысячу в фаро! Когда я обнаружил, что раковина пуста и моя Венера…
Подняв веер и готовая хлопнуть им Лавлейса по руке, она перебила его.
— Сэр! Так вы говорили, что первым вашим намерением было навестить меня?
Он улыбнулся и отбросил со лба кудри.
— Мне следовало бы сказать: первым важным намерением…
— И что же, вы не считаете потерю тысячи гиней важным? — задумчиво спросила она.
— О, едва ли… Человек должен наслаждаться жизнью сполна. А что такое, в конечном счете, тысяча гиней?.. Зато я получил удовольствие от игры!
— Да! — выдохнула она, глаза ее сверкали. — Я тоже так думаю! Какое удовольствие можно получить от жизни, не рискуя и не тратя денег?.. Ах, впрочем, все равно! — и, пожав плечиком, она оставила эту тему. — А с Трейси вы не виделись?
— Он был в Версале на балу, но я не имел случая обмолвиться с ним словечком. Но слышал, что в Париже он пользуется бешеным успехом.
— Ах, еще бы! — с гордостью воскликнула Лавиния. — В нем есть чисто французский шик и все такое… О, я просто сгораю от нетерпения видеть его, но, боюсь, что возвращаться он не торопится. Знаю, он обещал герцогине Девонширской приехать к началу сезона, бедняжка прямо с ума по нему сходит; но не думаю, что увижу его в ближайшее время, — вздохнув, она забарабанила кончиком туфли с бриллиантовой пряжкой по земле. — Я что-то озябла, Гарри! Отведите меня в павильон. Там уже, наверное, танцуют… И потом, Дики тоже там.
— Дики? — насторожился он. — Дики!.. Только не говорите мне, Лавиния, что это ваш новый воздыхатель!
— Ах, противный, испорченный мальчишка! Это мой муж!
— Ваш муж? Но…
Она стрельнула в собеседника глазками — смесь кокетства и упрека.
— Ну, теперь успокоились?
— Разумеется! Муж… Ну это пустяк!
— Мой муж — это вам не пустяк! — рассмеялась она. — Я очень к нему привязана.
— О, это уже серьезнее, — нахмурился он. — И к тому же не слишком модно, а?
Встретив его дразнящий взгляд, она опустила ресницы.
— Можете проводить меня в павильон, капитан Лавлейс.
— С восторгом, моя маленькая мучительница! Но только прежде перестаньте обращаться ко мне так официально!
— Но, Гарольд, я действительно продрогла! — капризно протянула она и отняла ручку от его губ. — Нет-нет, люди смотрят!.. И потом, видите, вон мой брат, он возвращается! Не желаю слушать его гнусные насмешки!.. Идемте же!
И они зашагали по лужайке, бойко обмениваясь шутками, расцвеченными со стороны капитана еще и самыми экстравагантными комплиментами, полными аллюзий с классикой, по большей части, впрочем, перевранными, а с ее стороны — восторженным звонким смехом и кокетливыми упреками. Итак, они приблизились к павильону, где музыканты уже наигрывали на скрипках для тех, кто желал танцевать, и где собралась к этому времени большая часть присутствующих, поскольку под открытым небом стало прохладно. В конце зала были установлены столики, где господа обоих полов играли в кости и карты, попивали бургундское или негус, поднимая тосты за здоровье дам, а дамы отвечали на эти тосты лукавыми взглядами и реверансами.