Черная Пасть
Шрифт:
– Право гостя - право бога... говорили старики!
– Ковусу-ага нравилась бойкость светлоглазой и румяной литовки.
– Э-э, я знаю и другое у туркмен: незванный гость на мягкое не сядет. Так?
– Аделе снова заглянула в глаза старика, добрые и ласковые.
– Вас мы давно к себе звали, за вами в Литву наши джигиты ездили!..
– Спасибо, отец, кто от сердца зовет, того к себе приглашай! Так у нас говорят. Приезжайте к нам!..
Ковус-ага хотел побыть с ребятами и поддался их уговорам повезти гостей на каменный скирд Кара-Ада. Яшули попросил Чары Акмурадова помочь в этом. Но, оказывается, гостей пригласили к себе озерные добытчики сульфата, и уже прислали автобус. Ребятам была обещана поездка на остров завтра. "Пожалуй, это к лучшему, - подумал Ковус-ага, - надо обязательно поговорить с Сергеем". Но сделать этого не удалось. Из школы, как только проводили
Летучая сходка, стихийно вспыхнувшая в перерыв, была первой встречей гостей и бекдузцев. Вечером в клубе должно было состояться настоящее чествование желанных гостей - побратимов.
Из школы почти все разошлись, и в классном уголке, около пожелтевшего, но не потерявшего своей живости портрета, источавшего свет солдатского бессмертия, стало тихо. Здесь остались одни ребята, а с ними Ковус-ага. Парторг Байрам Сахатов попросил его сказать вечером гостям из Литвы несколько слов... О чем? Пусть старый партизан, каспийский бунтарь и старатель сам решит. Лучше всего можно было думать около солдата, смотрящего с сыновней доверчивостью и гордым спокойствием воина, которого не страшила пуля и смерть, а теперь не пугает забвение: глухая плесень безвестности никогда не коснется его имени. Герой будет жить всегда. Остался вместе с Ковус-ага и Мурад. Ему предстояло на пионерском сборе рассказать о подвиге вот этого остроносого, упрямого и, кажется, чуть холодноватого и самолюбивого человека в солдатской гимнастерке, переступившего через порог этой школы в бессмертие... Мурад не раз слышал это громкое и студеное слово, и думал сейчас, как он произнесет его перед ребятами и что подумает в ту минуту?.. А может, бессмертия и не бывает, а есть добрая память и уважение людей! Остальное все земля берет... Вот она - земля в кувшинчике. Сильная, родимая, заряженная силой жизни земля. На этой земле Валерка в последний раз видел солнце и ушел в нее... А вот его живое лицо. Он всегда будет жить в памяти людей, и это самое главное. Все это надо обдумать. Сейчас, пока нет ребят и взрослые работают - машинами и лопатами сгребают серебристый порошок, чтобы лучше зеленели поля, чтобы было больше гладких и белых тетрадей, увлекательных книг, энергии для космических кораблей... Пока в порту, где когда-то Валерка ловил бычков и кильку, грузили сульфатом корабли... Пока мамка, Анна Петровна, в лаборатории разливала по колбочкам пробу рапы из подземных колодцев... Пока на острове Кара-Ада готовили маяк к ночному дозору... Пока отец, Ковус-ага, вспоминает про то, как они топили колчаковский транспорт и рубились с басмачами, потом строили фелюгу, чтобы проникнуть в Черную пасть, в тайник залива, а потом плыли от Каспия к стенам Московского Кремля на таймунах... Да, надо все обдумать, пока не вернулся с приисков Сергей Денисович, которого с нетерпением ждал Мурад; надо было вспомнить, как это было у Валерки
Рылова, когда он свой подвиг совершил. На такой подвиг, пожалуй, решился бы и он, Мурад! А для начала он сделает к нему первый шаг, доплывет до острова Кара-Ада...
Мурад не по писанному, а со слов жительницы Римши, литовки Аделе, от тети Ирины и фронтовика, приезжавшего в Бекдуз, так много узнал... Командиром отделения связистов был Валерий на фронте. Однажды полк форсировал Западную Двину. С тяжелой катушкой и телефоном Валерий первым бросился в реку. Рвались снаряды и мины, пули вжикали как мухи-журчалки. Они искали смельчака, витали рядом, а Валерка все плыл, подталкивая впереди себя крохотный плотик. Валерка был ранен, но плыл... Вот и берег. Ползком, еле волоча раненую ногу, он установил связь с командным пунктом, и наша артиллерия начала громить вражеские укрепления. Обеспечивая связь, Валерка с товарищами вели огонь по врагу. Несколько раз провод рвало минами и снарядами. Валерка взбирался на крутояр, тянул провод руками и зубами, но не давал молчать телефону. Враги искали телефон самолетами, снарядами... и бомбили. Зелененький ящичек телефона был опасен для них. Связь поддерживал полуживой, истекающий кровью Валерий Рылов. Он помог полку не только форсировать Западную Двину, но и занять важный плацдарм, обеспечивший наступление наших войск.
В этом бою отличился не один Валерий, лихо дрались и его друзья. Развертывалось стремительное наступление, и гвардейцы безостановочно рвались вперед. Еще много было на пути к победе боев, еще не раз Валерий покажет свою ратную удаль, пока... осколок танкового снаряда не сразит карабогазгольского парня на литовской земле, на окраине живописного селения Карлы, неподалеку от сарая, в котором находились раненые советские воины и жизнь которых спас Валерий. Сам он получил больше десяти ран, и умер, когда осколок попал в голову. Погиб воин, но не умерла вместе с ним солдатская слава. Через шесть дней после его гибели 22 июля 1944 года в газетах был опубликован Указ о присвоении парню с Кара-Богаз-Гола Валерию Рылову звания Героя Советского Союза.
... Пока взрослые на озерах собирали урожай, а краны-верхогляды в порту загружали сульфатом трюмы кораблей, пока не проснулась ребятня в лагере и нежилась в прохладе пионерского терема на берегу Каспия, Мурад смотрел на портрет солдата 'и записывал в тетрадку все, что знал о его жизни и подвиге. Мурад расскажет об этом друзьям. Тетя Аделе сказала, что она прочтет стихотворение литовской кружевницы Марии Чепуленене о подвиге Валерия, а по радио будут передавать запись выступления колхозников и пионеров Римши, и литовские песни... Мурад знает, что и как рассказывать, он мысленно ставит себя рядом с Валерием.
– Папа, а я так смогу?
– Серьезно, волнуясь чуть ли не до слез, спрашивает парнишка у Ковуса-ага.
Старик долго молчит, он не хочет бросать слов зря. И Мурад с трепетом ждет, что он скажет. Наконец, Ковус-ага поднимает голову, оглаживает бороду и обнимает сынишку.
– Сможешь. Только всегда готовь себя к этому. Всегда! Требуй от себя с каждым днем больше. И верь в свои силы, орленок!..
Мурад крепко прижимается к Ковусу-ага. Он верит ему, верит в себя.
Гудит пароход. Не прощается, а дружески предупреждает людей и море о своем выступлении в трудный путь. Гудит грозно, властно, чтобы все знали: пароход выходит в море. Ковус-ага повернулся лицом на звук гудка, встрепенулся.
– Пойдем, Мурад, - проговорил он, оправляя рубаху и надевая тельпек. Старик взглянул на портрет Валерия Рылова, на устоявшийся в уголке кувшинчик с земной плотью и взял Мурада за руку.
– На пристань пойдем. "Степан Шаумян" двигает!.. И провожать и встречать его положено.
17
К морю они пошли не улицей, а через садик с акациями, сафорой и туйками, по морскому чистому игольчатому песку с ракушечной крошкой. Не верилось, что в такой сыпучке могут расти деревья, у которых нижние ветки кое-где торчали прямо из сугробов. Вокруг было солнце с песком пополам... Несмотря на зной и невзгоды, зеленые воители выживали, отбивали у песка и ветра пологий морской берег. Приезжие удивлялись этому, а старожилы рассказывали, как из этого морского угла, из Бекдуза доходили до самой Москвы и выходили на выставках в чемпионы сочные, душистые дыни и пудовые арбузы.
Кара-Богаз мало видеть. Его надобно знать. С этой целью и осматривал чуть ли не каждое деревце в школьном саду Виктор Степанович Пральников. Впрочем, это не помешало ему заметить Ковуса-ага, едва старик покинул ребячье царство и вышел на воздух. Но и тут Пральников чуть было не упустил Ковуса-ага. Думая, что старик пойдет в поселок, в сторону своего дома, Виктор Степанович свернул на главную аллею, но Ковус-ага шел через гаревую дорожку и прямиком, сквозь живую изгородь подрезанной маклюры направился к пристани. Мурад заметил ашхабадца, но тоже не остановился, поспешил за отцом и скрылся за колючим штакетником. Догадываясь, что они торопятся на пристань, Виктор Степанович постоял перед небольшой статуей первой туркменской пионерки Эне, обогнул беседку, баскетбольный щит и зашагал на шум моря.
Всплески волн за кустами лоха и деревьями помешали Пральникову услышать негромкий окрик редкого посетителя школьного сквера. Оглянулся он, когда совсем рядом услышал шарканье ботинок и сопенье разомлевшего иностранца.
– Алло! В такую жару бегать надо медленно, - проговорил он с укоризной, хотя сам шел удивительно быстро.
– Я хотел спросить у вас, милейший, про эти деревья. Какая будет у них порода?
Виктор Степанович был уже знаком с заезжим торгашом по гостинице и встречал у директора комбината Чары Акмурадова. Он приветствовал гостя наклоном головы и, остановившись, проговорил:
– А какая порода деревьев вас интересует?
– О, я ищу не сандаловое дерево и не самшит, который есть из семейства буксовых. Я не собираюсь делать скрипку, как великий мастер Страдивариус или Гварнери.
– Иностранец держался свободно, но без фамильярности, с соблюдением чувства такта и некоторой дистанции.
– Мне нужен ваш сказочный... саксаул. Это не он есть?
– иностранец подтянул к себе жидковатую, но крепкую ветку тамариска.
– Нет, это не саксаул, - решил помочь негоцианту Пральников.
– Саксаул ни с каким деревом не спутаешь.