Чёрная пешка
Шрифт:
– Здравствуйте, здравствуйте... С прибытием... Вы - Абалкин, практикант КОМКОНа? (Ревушка кивнул. Всеслав отметил выражение интереса в глазах Комова, тут же исчезнувшее, когда тот перевел взгляд на Луччатти) Вы - если не ошибаюсь - Луччатти из... ммм... технического отдела?
– Совершенно верно.
– И... эээ?...
– Всеслав Глебович Лунин. Консультант-аналитик секции "Саракш" Комитета по Контролю.
– Всеслав щелкнул каблуками и церемонно склонил голову, - А мы честь имеем отрекомендоваться, как мне кажется, Геннадию... эээ... Юрьевичу Комову, директору Института ксенологии, профессору, консультанту Всемирного Совета, доктору философии, доктору ксенологии, магистру социоконструктивистики, члену-корреспонденту Австралийской Академии, лауреату семи премий
Геннадия Комова его немногочисленные друзья называли просто "капитаном" или "Генкой". Милостиво допущенные к особе именовали его "my captain", соединяя уважение и пиетет с известной долей фамильярности. Для прочих оставались официальные имя-отчество и титулование по должностям, коих у Г.Ю.Комова был приличный букет. Всеслав не преминул воспользоваться ситуацией и, продемонстрировал, что почтительную дистанцию между собой и Комовым устанавливает все-таки он, а не мэтр.
Комов понял шпильку и пренебрежительно усмехнулся. Впрочем, он мгновенно сравнял счет:
– Верно. А, вдобавок, и руководителю данной экспедиции, под началом которого всем предстоит работать.
– бросил он.
– Позвольте в свою очередь познакомить вас с Джорджем Раулингсоном и Мартой Сведенберг - моими прямыми заместителями, а вашими непосредственными кураторами. Присаживайтесь. Давайте скоординируем наши планы. Лев?
– Насколько мне известно, - начал Абалкин, - на Саракше в подземной Крепости на юге Отчизны Максимом Каммерером обнаружен объект, представляющий большой интерес с точки зрения зоопсихологии. Это вид животных-киноидов с крупными головами, обладающих поразительными способностями к самоорганизации и обмену информацией. Полагаю, их изучение могло бы дать ответ на многие вопросы...
– Да, я внимательно прочел вашу программу действий в этом направлении.
– прервал Комов, - и согласен практически со всем. Хочется внести только одну поправку. С существами должен иметь дело не зоопсихолог, а, как это сейчас модно говорить, прогрессор. В каковой роли вам и предстоит выступить. Во всяком случае, подход к ним, только как к животным, пусть даже не совсем обычным, мне представляется неверным.
Ревушка озадаченно молчал.
– Все необходимое для исследований оборудование, как заказанное вами, так и то, что может впоследствии понадобиться, уже на борту. Прикрепляю вас к Джорджу. Что ж, займитесь киноидами, тогда как контакты с аборигенами для вас должны быть сведены к необходимому минимуму. Не скрою, объект вашего, Лёва, любопытства привлекателен и для меня. Так, что не сочтите за бестактность, если я довольно часто буду лезть через плечо с вопросами, а то и с советами.
Так, хорошо. Далее... У... эээ... Марка пристрастия за последний месяц не изменились? По-прежнему хочется порыться в Крепости на предмет уточнения аспектов материальной культуры Саракша?
– Безусловно!
– Отлично. Возникающие вопросы в дальнейшем согласовывайте с Мартой, для меня, честно говоря, это куда менее интересно. А вы?
Вряд ли Комов нарочно избирал манеру, "когда с человеком разговаривают, а сами смотрят куда угодно, только не на человека" [97] . Но так уж получилось. За Ревушкой он во время беседы внимательнейшим образом наблюдал, Циркулю соизволил уделить некоторое внимание, а, обращаясь к Кроту, разглядывал что-то на экране. Всеслав пару секунд помедлил, шлифуя форму ответа. До зуда хотелось провозгласить своеобразную декларацию независимости от Геннадия Мудрого.
97
БВИ. А. и Б. Стругацкие. Малыш
– Лечу на Саракш для личной встречи со Странником и обсуждения на месте деталей некоторых операций.
– Не секрет, каких именно?
– Не секрет.
(Пауза)
– Хм... Ну-ну... Сикорски согласился вас выслушать?
– Согласится.
– Высадка на поверхность Саракша разрешена?
– Не запрещена.
– Кондиционирование?
– Пройдено.
– Ладно, быть по сему. Считаю обмен верительными грамотами законченным, и никого не задерживаю. Давайте готовиться к Д-прыжку
Комментарий Сяо Жень:
У читателя может сложиться впечатление, что дед был конфликтным и сверхсклочным скандалистом, ни с кем не находящим общего языка. Ну, нет же, нет! Как раз наоборот. Он всегда чувствовал себя в полном вакууме. После смерти матери так и не нашлось человека, с которым Всеславу удалось бы добиться близости. Ему очень хотелось быть рядом с тем, "с кем можно молчать". Он необычайно нуждался в понимании без слов и дружеском участии, он мучительно искал того, кто примет его со всеми недостатками и кому он сам за это простит все минусы. Однако, быть может, был при том чрезмерно требователен? Трудно сказать... Ясно одно: чем менее тактичным и уважительным было движение партнера по общению навстречу Всеславу, тем более (в квадрате! в кубе!) резкой могла стать ответная реакция В.Лунина. При этом очень важную роль играло общественное положение. Если деду был антипатичен рядовой обыватель, все сводилось к деликатному уклонению Всеслава от сближения - зачем обижать человека? Но в ситуации, подобной описанной, когда неприятные эмоции вызывало высокопоставленное лицо, дед не считал нужным сдерживаться: "Eminence obliges" [98] Не внучке и не деда осуждать за это.
98
Знатность обязывает
Итак, блистательное равнодушие Комова ко всему, что его не интересовало, на этот раз отразилось от зеркальной поверхности. Жаль, оч-чень жаль, что Геннадий Юрьевич в этом случае (как, впрочем, и всегда) не соблаговолил снизойти до реакции собеседника.
Орбита Земли
борт крейсера "Ромул"
2 июня 2158 года, 14.10
В круглое помещение с алюминиевыми стенами и сводчатым потолком выходили люки тридцати восьми безынерционных камер, посередине находился лифт к нижнему этажу, где имели место склады, кухни-синтезатор, души и прочее.
– Занимайте камеры.
– чарующим девичьим голосом предложил кибер.
– Прошу поторопиться.
– "Камеры".
– с сомнением сказал по-хонтийски Луччатти.
– "Лагери", "тюрьмы" - быстро подхватил на базовом наречии Лунин.
– "перевоспитание", "зоны труда", "шоковая терапия", "эффект устрашения"...
Они щелкнули тумблерами, бесшумно открылись овальные люки. Лунин проводил взглядами Ревушку и Зайца и вошел в свою камеру. Люк закрылся. Над головой желтым сияла световая панель. Пневматические держатели ожили, бережно и быстро охватили тело. На голову опустился шлем, запахло озоном.
– Будьте добры, закройте глаза, дышите ровно и глубоко. Постарайтесь не волноваться, если ощущения будут неприятными.
– любезно попросил кибер.
– Не "если", а "когда", - нравоучительно поправил Лунин, - и не "неприятными", а "мерзопакостнейшими".
Кибер проигнорировал нравоучение и начал обратный отсчет.
Всеслав знал, что в это время главный бортовой вычислитель "Ромула" послал на контрольную станцию запрос на разрешение предстоящего нуль-перехода. Вместе с разрешением должны быть получены семь тождественных программ перехода и возвращения. Вычислитель сверит их и, если не найдет противоречий, начнет подготовку к скачку через подпространство. "Уже начал".
– понял Лунин, когда почувствовал едва ощутимое головокружение. "Ромул" находился на одной из высотных орбит вместе с прочими звездолетами различных размеров и конструкций, также ожидающими очереди на старт.