Черная Принцесса: История Розы
Шрифт:
Глава 13
Сколько помню, а за Советом всегда были честь и достоинство. Слава и сила. Власть и закон. Право и… Правда! Легитимность и… Почет! Никто и ничем не выражали свое несогласие с ними, никогда. За счет разделения и властвования, они держали все в своих руках. В тринадцати пар рук на шесть женщин и шесть мужчин. Из которых, три женщины и три мужчины, соответственно были либо демонами, среди ангелом. Либо ангелами, среди демонов. Как «свой среди чужих» и «чужой среди своих». «Волки в овцах» и «овцы в волках». Смех и грех. Смешно и страшно!
Тринадцатым – был «глава Совета». Чья личность всегда и во всем, более остальных, была скрыта за «семью дверьми», «семью
Если «подчинявшиеся» ему члены Совета, были чуть более «открыты». Не считая «закрытости» личной информации. Их, хотя бы можно было распознать по полу и возрасту. Увидеть и распознать по фигуре. Перед этим, услышав по голосу. Мантии их покрывали и «скрывали», во время совещаний и принятий решений. Но когда они «опускались» сами, «нисходили», «приоткрывали завесу тайны» и снимали капюшоны.
То «глава»… Никто не знал его, ни имени и ни пола, облика. Ни «статуса», ни «предрасположенности», ни «предназначения», ни «вида»! Никаких «данных». Ничего, совершенно! Он, как был закрыт, так и оставался. Без исключений, во всем и всегда. Только рост, был чуть выше среднего. Когда он или она, возвышался или возвышалась, над трибуной. Чтобы вынести тот или иной приговор и вердикт. Все!
«Чертова дюжина», говорила сама за себя. И как не вызывала, так и продолжает не вызывать доверия к себе. В «разрезе» толков о том, что какого-то «вида» больше. Пусть и на одного и одну, но уже неравновесие. И уже, небаланс. И возможно, именно это и скрывали от всех, скрывая «главу». Правда… Ни подтверждения, ни опровержения, так и не поступило. Что «туда», что «оттуда»… «Толки» и, по сей день, оставались «толками»!
Отец был среди них и… Вызывал невероятный трепет и гордость. За него, за себя и за всех нас. Он знал и понимал, мог… Я была уверена в нем, как в самой себе. Как в самой себе не была никогда уверена! Так, даже… И с каждым годом, это только росло и увеличивалось. «Подбивая» неуверенность и «недолюбленность» куда-то «назад», на «задворки». В «бессознательное» и «подсознательное»…
Я никогда не хвасталась этим. Не выводила, как истину. И то, чем стоило бы «кичиться», наоборот! Я всегда стеснялась и «съеживалась», «сжималась»… Кто-то скажет, что причина в другом и в куда более понятном «действии на противодействие». Но… Нет! Это – было нежелание «выделяться» и «выходить в свет», становиться «выше» кого-то. Мне было проще, всегда быть «ниже». Всегда и во всем, при всех. «Слиться» со стеной, никого не трогать и чтоб меня никто не трогал. Чтоб никто не «провозглашал» и не «превозносил», никак не трогал и не касался. Не называл по имени, сразу после оглашения всех «почестей» и «заслуг» его. Я так, не хотела этого! Как не хотела, наверное быть ангелом…
Да! Эти два «статуса», «ангел» и «принцесса», не давали мне покоя. Не давали мне нормально жить и спать… И любой «контакт» с ним, будь то письмо или свидание. Раз в «пятилетку», как раз в месяц. Не раньше, но и не позже! Заставляли «ворошить» это. Поднимать из «закромов» и «вытаскивать из сундуков». Из «чуланов» и «подвалов», «чердаков»… Со «скрипом» и жутким нежеланием. А желанием, скорее «отречься». Я не выбирала это! И тобой будет понято и обругано правильно, что: «мало, кто и выбирал!». Но, сколько я себя помню, всегда это «сидело» у меня в голове. В теле и в душе… Всегда! Надежда была, лишь на то, что когда время придет его «сменять мне». Я задолго «до», перейду на «другую сторону» и думать не буду об этом. Но… Становиться демоном? Начинать «с нуля»?
Я ненавидела «перемены», так же, наверное, как и ненавидел меня Егор. Со своими «подобными капризами» и «речами». Я бы заслужила, без малого, еще больший скепсис и отторжение, пренебрежение. Мол: «зажралась и отбилась от рук, избаловалась!». А «баловать-то» и некому было. Как и некому меня «подменить», в случае чего. Я – следующая. Это – наш «крест». Мой «крест»! С «правильным положением» которого, по закону и порядку, «распорядку», я попаду «туда». Последняя фраза, была «странной», но каждый понял «свое», правда? Как, в принципе, и всегда. Мы слушаем и смотрим то и на то, от них, что хотим слышать и видеть. Хотя, наперекор этому же, как будто, говорим то, что не хотим говорить. Но, что они хотят от нас слышать. Зачем? Чтобы «замкнуть цепочку» и «кольцо», «круг»? Где, уж, они будут слушать и смотреть то и на то, от нас, что хотят слышать и видеть. «Круговая порука лжи»? Найди в ней «ложь во благо» и лови «камни»! Но не в «огород»…
***
– Никита, реще! – крикнул русоволосый мужчина, лет сорока. Подпирая спиной переднюю правую дверь, со стороны пассажира. Черной глянцевой машины, последней модели Mercedes-Benz S– класса. С черной тонировкой, почти по всем стеклам и такого же цвета отделкой кожаного салона, изнутри.
– А это еще, кто? – изогнула правую бровь Карина, нагнав подругу у выхода из университета. Чуть запыхавшись на серых замшевых лодочках на длинной и узкой шпильке. С сумкой в цвет и наперевес, на правом предплечье.
– «Цирк» за твоим «клоуном»? – едко подметила София.
Повязывая бежевый длинный и широкий шарф, свернутый в жгут, вокруг шеи. Проходящий концами, по всей поверхности трикотажной кофты, на тон темнее его, до талии. И цепляясь за бордовый кожаный ремень темно-синих джинс. Набросив на плечи бордовую кожаную куртку, не застегивая. Она вернула на правое плечо рюкзак и размяла ноги в черных кедах.
Оправляя темные волосы и закидывая их за спину, чтобы не липли к бежевому глянцевому блеску на губах. И чтобы из-за них, не пришлось тереть глаза, растирая светло-коричневые тени. Вновь, обращаясь взглядом к стоявшим во дворе. Она опустила ладони, с темно-бежевым маникюром, в передние карманы джинс и присмотрелась чуть лучше. Только, тогда понимая и осознавая, пусть и запоздало. Кого, именно и на самом деле, она видит перед собой.
Не прошло и секунды, после «произнесенного», как крикнувший, а после и «нагло подслушивающий». Перевел взгляд на девушку и улыбнулся. Спустив черные солнцезащитные очки на нос, а после и вовсе их сняв. Подвесил их на v– образный вырез темно-серой кофты, с три четверти рукавом. Поверх которой был наброшен черный джинсовый пиджак. Он скрестил руки на груди, левой поверх правой. Как и левой ногой, прикрывая правую ногу. Упершись носком черного зашнурованного ботинка, с примыкающей к нему штаниной черных джинс, в серый асфальт. Ожидая продолжения и встречных действий, «ответных», каких-либо. Не могла же она, в его понимании, все забыть. По словам, а точнее мыслям.
И она же подтвердила их, не забыла. Как могла? Не смогла бы… Ни в жизнь! Но… Была обида. Она была обижена на него, за все исчезновения. Так, порой, не вовремя. И так… Тихо! Так молча, когда был нужен, особенно нужен. Ничего не сказав и не предупредив, оставив… Ни на кого и ни с чем.
– Сейчас «рожа треснет», – скривилась Карина, оправляя черное пальто, поверх пиджака серого брючного костюма. С белым топом под ним и с укороченными штанами.
Изъяв, из бокового правого переднего кармана, миниатюрное зеркальце, она осмотрела глаза. На предмет осыпавшихся серых теней и потекшей черной туши. Не заметив оного, перешла к светло-розовым румянам. И, в тон им, губам. Убедившись, что ничего из этого, не было «утеряно» от спешки. И небольшого бега по этажам, до выхода. Карина убрала зеркало обратно в сумку, вернув ее на правое плечо. И мельком оглядела свои светло-серые длинные ногти, тут же спрятав ладони в передние карманы плаща.