Черная Принцесса: История Розы
Шрифт:
Когда, как он сам, смотрел на нее и просил у всех сил «сил». Просил кого и каких, только можно и нельзя. Чтобы, даже… Даже, если он что-то и увидит. Это – не будет то, о чем он и все они, наверняка, сейчас думали. Не считая, Жени с Полиной. Но и это, пока. Пока, большая «секреция» и «цветы», не «заплодоносят» чем-то «похуже». Чем-то «меньше» и мельче! И не начнет «разрастаться», душа всех и вся.
Начав парочкой «ничего незначащих» секретов. Что, были только вроде и на тот момент. Они закончили, почти, что «десятком». Таких же, «ничего незначащих», на сегодняшний момент.
– «Пап», не надо…
«Второй раунд» истерики, она бы не вынесла. Не перенесла бы, не смогла точно. С кем угодно, но… Не с ним! Он же не станет ее «прерывать», не станет и останавливать. Он – единственный, кто… Всегда поддерживал ее «душевные порывы» и «всплески». Буквально, заставлял плакать, когда плачется. И грустить, когда «грустится». Смеяться, когда «смеется». Но всегда, на пределе. На пределе сил, возможного и невозможного! «Проживать» их. Не «прятать», чтобы после и одинокими вечерами, «вынимать» из «закромов». Как «фокусник» вынимает свои платки из внутренних карманов. Здесь и сейчас, сейчас или никогда!
***
Не сделаешь, не имеешь права делать этого и после…
***
Последней каплей, стала… Капля! Затем, еще одна и… Еще! Она чувствовала влагу, чувствовала воду. Слезы, стекающие по «внешним сторонам» своих ладоней. Когда «внутреннюю», продолжала колоть, и почти «жечь», щетина.
Обращенные демоны, как и ангелы, не ощущали и не чувствовали. Не имели сами температур, как таковых. Так и не переносили их в себе или в ком-то, во всех смыслах. Им не бывало жарко, не бывало и холодно. Средняя, «удобоваримая Цельсия», которая не «разделяет» и не «отделяет» их от людей, по возможности, была «пределом возможностей». Но не для «не обращенных» и не сейчас…
Когда лицо Александра, становилось все «горячее», по меркам самой Софии. Которая чувствовала и ощущала. Переносила, и носила, в себе «температуру». А ладони ее, «в оборот» и «противовес», «холоднее», с каждым разом. Все «выше» и все «ниже», в одинаковой «прогрессии». Та вода, с «примесью соли», что стекала по ее коже, становилась «снежинками». Будто, «снегом» или «градом». «Кусками» льда… Она стекала и «таяла». Стекала и снова таяла. Принося за собой, след в след, мурашки и дрожь. Еще немного и ее зубы начали бы стучать, «сбиваясь» и «стираясь». «Перетираясь» друг о дружку и «в ноль», просто «в труху».
– Посмотри на меня!
Отрицательно мотнув головой, девушка закусила нижнюю губу. Стараясь «сдержать», начавшие подступать, сиплые всхлипы. Дышать становилось, все труднее. Она начала задыхаться, срываясь на хрип и неровное дыхание, «сопение». Вдохи и выдохи, шли через нос и через раз. Веки были сжаты настолько, что готовы были вот-вот и «прорваться», в «местах растяжения». И явить миру, через «прорывы», ее карие глаза. «Туманные» и «мутные», из-за влаги слез. Ноги затряслись, выдавая ее неровное и нервное состояние. Если бы не сжатые в его ладонях ее руки, они бы уже начали «заламывать» друг друга. А после и пальцы. До скрипа и треска сухожилий и костей.
– Пожалуйста, Софи…
Он молил! Он. Ее. Молил! Уже и сейчас. Здесь и сейчас! А она отворачивалась и «закрывалась» от него. От его чувств и эмоций. Когда бы и кому бы еще он решился и показал их?! Разрешил увидеть их и смотреть на них? Видеть их! Только ей и ей одной… Так, нельзя. Нельзя! Но и позволить ему жалеть себя… Соболезновать?! Она не хотела. Не хотела и не могла, позволить «такому» произойти. Он должен быть «сильным», должен был «держаться». За нее и… За себя!
Прав был тот, кто однажды сказал. Что нет ничего хуже, чем то, как человек, вечно «собранный» и «твердый». Вдруг, «разбирается» и «смягчается». И из «позитива», становится «деприссонином». Перестает улыбаться! И начинает… Плакать! Становится «тобой»! Так, мотивация «машет рукой», не иначе. «Потерянная» навсегда и в «себе». «Теряется» навечно и в нем. А там и «набесконечно». А если не он, «тот» человек? Не «тот», кто теряет? А кто, как раз таки, «теряется»… «Другой» и «второй»!
Сжав губы максимально и до боли, до «металлического привкуса» и «солоноватости» по рту. Так, чтобы не было сил не то, что «держаться», а далее «скрываться». Брюнетка «расцепила» их, вместе с веками глаз. И тут же, «потонула» в «океанах», такой же «соли», но напротив. «Мутная лазурь» его «тонула», «утопала» в волнах слез. Как и ее «шоколад», будучи «расплавлен» теплом и уютом, вернувшегося, как никогда вовремя, «дома». Вернувшегося «человека» и вернувшейся «семьи», в ее жизнь! Если «ее», еще можно было «так» назвать. Шоколад «дал течь» и «дал струйки». Затем, еще и еще!
И вот, уже полноценно, «растекался» по щекам. Давая, куда более «темным», на концах ресниц. А после и на коже щек. Если бы от «смеси» с тушью и с легкой присыпкой теней. Но их не было, а слезы были. И отчего-то, сами по себе, темные. Выходила, не только соль, но и «смытое» ей. «Атрофированное» ей.
Ей бы сейчас, вырвать ладони и спрятаться уже за них. Как и при Жене, совсем недавно. Но ведь, он не даст. Он держал крепко. Крепко, но не сильно. Не до хруста и боли… Но так, чтобы она даже не думала «прятаться». А если вздумает, снова пользоваться тем, что он не может сдержать ее веки и губы. Закрепив «первые» и раскрепив «вторые». Перейти ко «второму этапу»…
– А я ведь, мог и кусаться начать, – хохотнул Александр, срывающимся, в некоторых местах, голосом.
– Это – никогда… Никогда не было для меня «угрозой», – улыбнулась девушка, мельком слизывая кончиком языка влагу, попавшую на губы.
– «Ей» и не являлась, – отрицательно помотал головой мужчина. – Тем более, для тебя. К парням, я никогда с «таким» не обращался. И «такое», не применял. Меня б, тогда точно «забраковали» за «домогательства». И даже, твой отец меня бы не упас и не спас…
Поддержав его смех своим смехом, девушка, все-таки, изъяла свои ладони из его ладоней. Но только для того, чтобы вновь сомкнуть их на его подбородке. И большими пальцами стереть оставшиеся капельки. Сорвавшиеся и так и не сорвавшиеся, оставшиеся «доживать» свое на ресницах. Предпочтя их – губам.
– Никогда не видела тебя… Плачущим! – прошептала брюнетка, не боясь «задеть» его этим.
А боясь нарушить такой искренний и чистый, истинный момент. Момент единения «отца» и… «Ребенка». «Отца» и «дочери»! Пусть, и не «своей». Но и «чужих детей не бывает» и не будет! Для нее, так точно. У нее было, и есть, «достойное воспитание». И есть «достойный воспитатель», на «полставки».