Черная радуга
Шрифт:
На глубине трех метров мы обнаружили скучающего Виктора Вадимовича.
— Опять вы? — абсолютно безразлично произнесла говорящая горилла.
«Опять» относилось явно ко мне.
— Корелян, где труп женщины, которую вы вскрывали сегодня утром? — попытался изобразить строгость Загрибин.
— Увезли, только что. Приехал муж вместе с мужиками из похоронного бюро, расписался и увез тело.
— Когда?
— Вот только отъехали.
— Вы знаете мужа покойной? — поинтересовался Югов.
— Знает, — ответила я за
Мне потребовалось время, чтобы привыкнуть к череде обстоятельств, мешающих проведению расследования или делающих его вовсе невозможным. Капитан только начал «въезжать» в происходящее, и то, что ему придется еще не раз удивиться, слегка забавляло меня. Пусть побесится. Я ведь бесилась. Заходишь в палату — все чисто, на месте покойной другой человек. Надеешься на помощь эксперта — заключение о смерти пишет находящийся в штате больницы патологоанатом.
— Я хочу посмотреть на результаты анализов и заключение. — Леновская прошла и села напротив хозяина подземелья.
Корелян зевнул и выложил на стол перед экспертом тоненькие листочки.
Мы стояли в тени старых дубов и мило беседовали с Николаем Сергеевичем Юговым.
— Думаю, мы здесь еще натерпимся, — предположила я. — Врачи будут покрывать друг друга до последнего.
— Давайте поработаем до середины дня, постараемся найти свидетелей… Вы не мешаете мне, я вам. Договорились?
— Договорились.
— И поговорите с вашим клиентом, пусть он больше такие фортеля не выкидывает.
Я не возражала и пообещала попросить Алексея не предпринимать никаких действий, не посоветовавшись со мной. А тело жены действительно забрал он.
Помощь — это хорошо. Один в поле воин только тогда, когда поле маленькое.
Иволга сидела за своим рабочим столом в ординаторской и что-то быстро писала. Кроме нее в комнате был только один очень старенький доктор, также что-то крапающий в тетрадочку.
Когда я вошла, они подняли головы.
— Проходите, садитесь, — пригласила меня Иволга.
— Давайте тихо и спокойно поговорим с вами без всяких эмоций, — предложила я, нагружая своим весом жалобно поскрипывающий стульчик.
Старичок тихонько встал и вышел за дверь.
Она молча отложила бумаги и настроилась на тихий и спокойный разговор.
— Хочу сразу же предупредить вас, что сегодня вам придется побеседовать со следователем.
— Это убийство?
— В желудке Елены нашли снотворное.
— Что же теперь будет? — Ксения Петровна заплакала. — В мое дежурство еще никто никогда не умирал.
— Но это часть вашей работы, — я попыталась успокоить ее.
— Лена должна была жить.
— Вы сможете в случае необходимости подтвердить это в суде?
— Это опасно?
— Послушайте, вы хотите наказать преступника или нет?
— Значит, опасно. Но я скажу.
— Умница. — Без похвалы человеку нельзя. — Расскажите мне еще раз о вашем ночном дежурстве.
Я обернулась на раздавшийся за спиной скрип и увидела Югова. Он покачал головой и исчез. Заключенный с ним договор о невмешательстве начал действовать.
— Вначале все было как обычно. Двоим дали снотворное. Поставили пару капельниц. У нас несколько человек очень тяжелые, не соскучишься. В четвертом часу утра одна женщина в четвертой палате, где лежала Лена, стала очень буйно требовать дозу, ее пришлось связать и вколоть успокоительное. Она подняла на уши всю палату. Я с ней минут десять провозилась, потом медсестра…
— Абрамова? — уточнила я.
— Да, она. Я вам о ней говорила. Так вот она ждала, пока успокоительное подействует. Принесла капельницу и, поскольку наша подопечная еще слегка предъявляла претензии на лучшую жизнь, решила выяснить, как себя чувствуют разбуженные среди ночи остальные пациенты. Лену ей растолкать не удалось. Она пощупала пульс и потом позвала меня.
— За действиями медсестры кто-нибудь следил?
— Ни одна женщина не спала. Вы можете поговорить с ними.
— А где мне найти Абрамову?
— Она сейчас на работе. В палатах или в сестринской.
— Теперь давайте думать, откуда Лена могла достать снотворное.
— В нашем отделении очень строгий контроль. Однажды я понадеялась на сознательность господина Кондратьева, но он принес «Найс боди». После этого случая я потрошила все его передачи, включая и последнюю. Если учесть, что это у нас вообще не положено, можете…
— Что он принес в последний раз?
— Как обычно, фрукты: яблоки, апельсины, бананы.
Я припомнила, что заходил он в палату с пакетом, а выходил без него. Вроде все сходится.
— И никаких банок?
— Нет, ничего.
— Кто-нибудь еще навещал Лену?
— Сынок приходил, тоже принес яблок. Каждый день ходит. Вообще-то они с отцом кормят всю палату. Передачи больше никому не приносят, тем более что навещать больных у нас нельзя. Отучить человека от наркотиков, да еще и восстановить его психику не так просто.
— Как же на это пошел ваш начальник отделения?
— Не знаю, я в чужие дела не лезу.
— Если что припомните, позвоните мне домой.
Иволга выразила готовность сотрудничать и положила мою визитку под стекло на столе.
По коридору навстречу нам неслась раскрасневшаяся стройная женщина лет тридцати пяти с прилаженной на штатив капельницей. Печать ума не обезобразила ее лицо, но, судя по опрятному халатику и шапочке, работником она была неплохим. Белоснежный колпак съехал у нее набок, и прядь белых волос выбилась наружу. Я отошла в сторону и проводила ее взглядом. Наверное, кому-то где-то плохо. Она вбежала в какую-то палату, спустя несколько секунд вылетела прочь и стала догонять меня.