Чёрная река
Шрифт:
Имарос был отнюдь не стар, наверняка ровесник Конана, которому было тридцать восемь зим. На лбу глубокие морщины, глаза цвета неопределенного, не то серые, не то зеленые, черты лица острые, будто у хорька.
— Я был в Пуще, — сказал коринфиец, зная, что ожидает от него Конан. — Плохо дело, варвар. Пуща меняется и в худшую сторону, и никто не сможет остановить эти изменения.
— Подробнее можно? — попросил Конан.
— Я живу на Черной реке восемь зим, значительно дольше тебя. Всякого навидался. Тамошние чудища-страшилища стали едва ли не родными, а значит и не опасными. Когда ты хорошо знаешь врага, он перестает быть опасен, верно? Ты отлично знаешь, как спрятаться от любого монстра, как его обмануть, как уйти, запутав следы или наоборот,
— В Пуще обитают не только звери, — справедливо заметил киммериец.
— Ты меня не удивил, — Имарос изобразил на лице некое подобие улыбки. — Ходячие покойники это так, ерунда. Вещь привычная и даже обыденная, вроде комаров. По крайней мере я не слышал, чтобы кто-нибудь из наших погиб в схватке с таким мертвецом, — коринфиец понизил голос и нагнулся к варвару. Зашептал горячо: — После минувшей зимы там появились новые существа. Раньше таких никто никогда не видел. Самая настоящая нежить, агрессивная и кровожадная. Я напуган, варвар, очень напуган. Думаю, не пора ли уносить ноги из Боссонии.
Конан посмотрел на Имароса озадаченно. Казалось, что напугать этого человека было решительно невозможно, только Имарос отваживался в одиночку отправляться в Пущу на целую седмицу, а то и полторы, причем он всегда возвращался без единой царапины. Прошлой осенью в Тусцелане (не без вздоха облегчения) решили, что Имарос погиб — он отсутствовал целых шестнадцать дней.
Всеобщее удивление было безмерно, когда невозмутимый коринфиец переправился па аквилонский берег в отобранной у пиктов долбленке, явился к сотнику и бросил на стол сплетенную из бересты сумку, в которой обнаружилось ровно сорок пиктских ушей, все левые. Следопыты за каждых десятерых убитых пиктов получали по золотому кесарию…
Как Имарос расправился с четырьмя десятками дикарей было неизвестно, из оружия он взял в Пущу только маленький охотничий лук и два ножа. Тогда его и стали втихомолку и за глаза назвать полоумным. Ничего, Рагнар честно заплатил.
— Зверолюди нашли способ призывать чудовищ Черной Бездны, — уверенно говорил варвару Имарос. — Я никогда не учился демонологии и не читал умных книжек про магию Первородного мрака, но чувствую, понимаешь, чувствую… Плывет' по лесу эдакая тень, сотворенная будто из множества черных точек, холодом от нее несет замогильным, пахнет как во время грозы…
— Несомненно, магия, — кивнул Конан. — Сильное колдовство всегда вызывает ощущение холода.
— Это еще что! — киммериец невольно отодвинулся подальше, от Имароса несло сложным ароматом кислого винного перегара и гнилых зубов. — Знаешь, что такое баньши?
— Конечно знаю, — ответил варвар. — У нас в Киммерии иногда можно встретить. Злые духи холмов, иногда селятся в забытых могильниках. Воют по ночам.
— Воют… — передразнил киммерийца Имарос. — Не ложись спать этой ночью, постой на стенах, послушай. В пуще никогда не было баньши, а теперь вот появились. Только, думается мне, что нечто похуже — я от страха едва не умер, как услышал. Оно выло совсем рядом, шагах в трехстах или пятистах, ветер поднялся, с ветки свалилась дохлая белка. Маленькие животные беспричинно умирают только когда чувствуют магию Бездны… Жутко оно выло, вот как! Карлики опять же…
— Какие еще карлики? — удивился Конан. — Подгорные гномы? Такие как в Граскаале или Эйглофиате? Откуда они здесь?
— Балда, — поморщился коринфиец. — Гляди. Редкий трофей, да только Рагнар денег за него не дает.
Имарос вытащил из-под стола потрепанный холщовый мешок, развязал тесемки и вытащил оттуда какой-то непонятный шарообразный предмет. Левой рукой расстелил на столе тряпицу, чтобы не класть гадость на доски.
Предмет оказался головой непонятного существа. Будто бы мгновенно состарившийся ребенок. Имарос хорошенько просолил свою добычу чтобы не протухла, но можно было хорошо рассмотреть дряблую коричневатую кожу, щель рта (скорее — пасти) от уха до уха. Собственно ушей, впрочем, не было — так, маленький нарост размером
Больше всего варвара потрясли зубы странной твари: за тонким, ниточкой, синеватыми губами скрывался внушительный арсенал. Зубки росли в несколько рядов, будто у акулы, они были треугольными и очень острыми. Целых шесть клыков, четыре сверху, два снизу.
— Я ночевал на дереве, так безопаснее, — ответил Имарос на немой вопрос киммерийца. — Устраиваешься на широкой ветке, привязываешься веревкой на всякий случай, и спи себе спокойно… На рассвете просыпаюсь от писка, словно внизу мыши резвятся. Да только не мыши это были. Двенадцать штук вот таких… — он ткнул пальцем в засоленную голову. — Каждый ростом с пятилетнего ребенка. Передвигаются по лесу прыжками, верещат, друг в дружку ветками и камушками кидаются. Я затаился, лежу смотрю, что будет дальше. Вдруг карлики утихли, спрятались в траве, ни единый листик не шелохнется. Из кустов выходит росомаха, здоровенная, клыкастая, такая любому охотнику сможет отпор дать. И тут началось! Карлики навалились на бедного зверя всей гурьбой, начали в клочья рвать. У них на ручках еще коготки есть, острые — жуть…
— И дальше что?
— Не догадываешься? — зло ощерился Имарос. — Росомаха и пикнуть не успела! Налетели на нее словно муравьи на гусеницу. Убили и сожрали. Только голый скелет да шкура остались. Кровищи — море. Я совсем было стушевался, если заметят — конец! Очень уж ловко они с росомахой расправились, тут двумя кинжалами не отобьешься! Карлики ушли в сторону Полуденного заката, я подождал два квадранса, решил спускаться — что, всю жизнь на дереве сидеть? Думаю, надо в сторону реки пробираться, я и так забрался слишком далеко, по краю Мертвых полей прошел.
— Ничего себе! — воскликнул Конан. — К Мертвым полям соваться может только… Только…
— Только сумасшедший, хочешь сказать? — Имарос нехорошо посмотрел на киммерийца. — Ничего, я знаю что меня в форте почитают как безумного убийцу. Мне не обидно, я на самом деле безумный убийца, ту ничего не поделаешь… Дальше рассказывать?
— А как же!
— Поля оставил по левую руку, лес по правую там, если не знаешь, хорошая тропка есть, только не звериная. Звери к Мертвым нолям не подходят, боятся колдовства, там земля магией пропитана как мох водой. А мне не страшно, хвала богам днем иду, когда Чернота Ока Митры опасается. Но все равно неуютно, камни под ногами подрагивают, будто под землей ворочается кто-то. Пар из-под земли выбивается, тухлыми яйцами воняет. Вдруг чувствую удар в спину, будто дубиной заехали от души. На ногах не устоял, свалился. Хорошо капюшон был наброшен, иначе с меня скальп сняли бы! Маленький мерзавец сзади напал, наверное прыгнул со всего размаху, наделялся оглушить. Лапами в голову и плечи вцепился. Я перевернулся на спину, отстегнул застежки плаща. Это жизнь и спасло, карлик запутался коготками в плотном войлоке. Выхватываю кинжал, он у меня хороший, иранистанский, век не затупится… Оттяпал проклятой твари голову с одного удара. Знаешь что самое интересное?
— Не знаю, — помотал головой киммериец.
— Умирало оно долго, противно… Безголовое тело вначале бегать принялось кругами, будто курица назначенная на убой. Голова шипит, пасть разевает, глазенки зеленым светом горят. Вот, погляди как мой плащ разжевала.
В толстой грубой ткани зияла внушительная дыра, которую Имарос не удосужился зачинить.
— Потом оно издохло, — продолжил Имарос. — Над тельцем и головой светящийся туман образовался, желтоватый такой. Принял форму черепа или страшной рожи какого-то демона и сразу рассеялся. Я с собой «Масло Эпимитриуса» ношу, освященное на монастырском алтаре, от нечисти может защитить. Взял пузырек, капнул на труп — дым, вонь, бледное пламя… Натуральнейшие Темные Силы, и среди дня! Как тебе такое?