Черная роза
Шрифт:
– Не знаю. Где-нибудь там…- Фридешке замялся в нерешительности.
– Как это не знаю? Ты к кому едешь?
– К бабуле. Только сначала… еще в одно место.
– Вот так и говори. Так куда же?
– К дядюшке Гезе.
– Это еще кто такой? Дядюшек на свете много.
– Наш председатель. Вы его не знаете?
– Кого, дядю Гезу Гудулича? Кто же его не знает! Так бы сразу и сказал.
Буриан хотел, было объяснить шоферу дорогу, но этого не потребовалось. Тот знал дом Гудулича.
– И что ты все за пазуху держишься? Что у тебя там?
– Не могу сказать…
–
– Нет.
– Тогда, наверное, подарок для бабули.
– Тоже нет.
– Ну, тогда, значит, письмо. Угадал?
– Угадали. Мальчик замолчал.
– Кому же письмо? Дядюшке Гезе?
– Ага.- И с облегчением, словно избавившись от какой-то тайны, Фридешке сунул руку за пазуху, вынул конверт и дальше уже держал его в руке, не спуская с него глаз. Наспех заклеенный конверт расклеился.
Милицейская машина въехала в село, и облако пыли, наконец, осталось где-то позади. Пассажиры вытерли губы.
Вдруг прильнув к окну, Фридешке воскликнул:
– Бабуля! Бабуля!
По тротуару степенно шла старушка с молитвенником под мышкой. Водитель притормозил, не дожидаясь приказа.
– Остановиться, товарищ Буриан?
– Ты выйдешь, Фридешке?
– Да, да!
– обрадовался Фридешке и попытался открыть дверь машины.
– Погоди, я помогу,- сказал Буриан.- Если хочешь, мы сами отвезем и передадим письмо дядюшке Гезе.
– Пожалуйста,- ответил Фридешке и протянул конверт.
– Хорошенько прихлопни дверь, не бойся!
– подбодрил мальчика шофер.
Прежде чем опустить письмо в верхний карман кителя, Буриан взглянул на конверт. Его нисколько не удивило, что письмо, судя по конверту, присланное Халмади из общества пчеловодов, переадресовано председателю Бу-дуличу. Это можно было понять. Дома, еще мальчиком, он и сам, бывало, возился с пчелами на отцовской пасеке и знал, что завзятые пчеловоды, объединившиеся в это общество, похожи на сектантов и тщательно оберегают все свои открытия - новые типы ульев, способы вывода роя и тому подобное. Вот я сейчас они, наверное, решили предложить кое-что свое председателю кооператива.
Поскольку никаких особенных тайн в письме быть не могло, он пробежал его глазами.
Однако четыре строчки, нацарапанные на листке бумаги, к пчеловодству никакого отношения не имели. Буриан на секунду задумался.
– Фридешке, Фридешке!
– позвал он.
Мальчик здоровался с бабушкой, целуя ее в морщинистую щеку.
– Видишь ли, Фридешке, мы, пожалуй, не успеем заехать к дяде Гудуличу. Придется тебе отнести письмо самому.
Фридешке перескочил через канаву, взял у Буриана конверт и, не удостоив его более ни одним словом, вернулся к бабушке.
Шофер включил мотор и тронул машину.
– Поезжайте потише,- сказал Буриан, достал свою книжечку и записал в нее по памяти следующее: «Геза! После того как вы вчера вечером приезжали к нам на
мотоцикле, здесь случилась большая беда. Вы, наверно, уже о ней знаете. С уважением к вам, Эржебет Халмади, урожденная Сабо».
Выйдя из машины, Буриан направился на ярмарочную площадь, а точнее, на конный базар. Солнце стояло высоко, время перевалило за полдень, и на традиционной площадке переминались с ноги на ногу десятка два коней. По всему было видно, что Буриан опоздал к разгару торгов, но, судя по тем злакам, что везде оставляют после себя лошади, на этот раз товара пригнали не очень много. Буриан спросил у двоих крестьян, знают ли они Таподи. Они не знали. Зато цыгане - перекупщики, без которых не обходится ни одна ярмарка, закивали головами.
– Знаем, знаем! Тот, что с усами, как хвост у черного кролика, а на бровях уляжется котенок? Нет, сегодня он не появлялся. А обычно ни одних торгов не пропускает!
Буриан решил подзадорить цыган:
– Ясное дело, почему не пришел Таподи. Чем вы торгуете? Заезженные клячи, кожа да кости.
– Это, по-вашему, кляча, товарищ офицер? Ошибаетесь. Такие вот больше всего по душе Таподи. А почему он любит тощих коней - этого мы уж не знаем.
– Неужто всех кляч покупает?
– Зачем всех! Он берет с разбором, по какой-то своей бумажке. Повертит лошадь во все стороны, поглядит ее зубы, заставит в поводьях рысью провести, а потом и скажет - нет, не подходит. И так чаще всего.
– Вот что, господа лошадники, а нет ли у кого-нибудь из вашей компании мотоцикла?
– неожиданно спросил Буриан.
Оказалось, есть. И не у одного, а у многих. Начали перечислять имена владельцев.
– А что, товарищ лейтенант, разве будут гонки?
– Возможно. Все желающие пусть запишутся у нас, в участке. И машины покажут, чтобы без обмана.
Больше Буриан не добавил ничего, и окружавшие его люди поверили, что местная милиция и в самом деле готовит какие-то гонки на мотоциклах. Кто-то сзади, из толпы, сказал:
– Мы-то думали, он убийцу ищет. А он тут мотогонки организует. Чудеса!
Цыгане-лошадники теперь готовы были судачить с офицером милиции сколько угодно. Однако ему было уже не до них. Из всего услышанного Буриан сделал вывод, что Таподи все же появится на лошадиных торгах, пусть хотя бы к концу ярмарки, но непременно появится. И важно было его не прозевать.
9
– Пощадите, благородные господа мотоциклисты,– взмолился дядюшка Давид, бросившись на колени и молитвенно сложив руки… А лошадок на карусель ставят парами.
Бабушка проводила внука до конторы кооператива, чтобы Фридешке добросовестно выполнил свое обещание и вручил письмо дядюшке Гезе. Однако председателя в конторе не оказалось.
У бухгалтерши, смиренного вида полненькой коротышки, казалось, шея от любопытства вытянулась на добрый десяток сантиметров. Какие тайны мог скрывать в себе этот конверт, посланный председателю прямо с места убийства, да еще секретный?
Но письмо ей, разумеется, не отдали.
Поразмыслив немного, бабушка и внук взялись за руки, и пошли на главную площадь. По дороге старушка расспрашивала внука о случившемся. Дело в том, что Шайго родители католики назвали Яношем, а позже, когда он переметнулся к реформатам, его стали звать Давидом. Бабушку очень интересовало, покаялся ли вероотступник перед смертью и куда он попадет, в ад или в рай.